Большой шухер
Шрифт:
— Их что, задержали уже? — недоуменно спросил Чудо-юдо. — Почему мои об этом не сообщают?
— Не спеши, — досадливо проговорил Михалыч, — всему свое время. В общем, повели эти крошки подвыпившего Ростика через парк, доставили на ту самую полянку, а потом появилась Элька. С бутылкой. Обычно на этой полянке были ребята, но в тот вечер никого не было. Вот тут-то и произошло что-то. А что конкретно, пока непонятно.
— Почему?
— Да потому, что все эти подробности, которые тебя так удивили, стали известны из письма, которое было позавчера отправлено в прокуратуру. Без обратного адреса и подписи. А самое главное — без последнего листа или даже нескольких листов. Пришло сегодня утром. Но автора установить просто — это Лариса Зуева. Похоже, она решила с чистосердечным признанием выступить, но, должно быть,
— Но зачем тогда вообще письмо было отправлять, если испугалась?
— Не знаю. Трудно сказать и даже предположить что-либо.
— Ну хорошо, а про ключи-то что известно?
— Прошлой ночью на Матросова, восемь, где-то около полуночи, приехали Штырь, Монтер и еще несколько человек, которым Филя Рыжий срочно приказал спрятать кое-какой товар. Монтер вспомнил о своем давнем предложении, и на сей раз его приняли, то есть решили спрятать этот товар в бомбоубежище. Элька была еще дома и дала Монтеру ключ. Они сгрузили товар и уехали. Дело было примерно в час ночи, но она торопилась на работу.
— В «Береговию»?
— Да. А Лида и Лариса оставались присматривать за парнишкой. Но Эля, как видно, плохо задвинула в стену ящичек, и та же самая Лариса прошлой ночью нашла за аптечкой тайник с ключами. На одной связке были ключ от бомбоубежища, ключ «Switzerland» и ключ «Schweiz». Неизвестно в точности, откуда, но Лариса знала, что эти ключи представляют большую ценность. Примерно в 3.30 она позвонила из автомата в Лавровку. Точнее, в офис Фили Рыжего, рассчитывала застать там Монтера. До этого, как удалось уточнить, она звонила на квартиру к двоюродному брату, но там была только престарелая тетка и обругала ее за то, что подняла в полчетвертого утра. А в офисе у телефона сидел некий Леша Бетон, которого она знала. Телефон, конечно, был взят на прослушку. Правда, в этот раз она себя не называла, но имелось несколько прежде сделанных записей, где она представлялась Ларисой Зуевой. В тех записях ничего существенного не было: как правило, просьбы зайти и что-нибудь починить. А вот на этот раз была фраза: «Передайте Толе, что ключи у нас в шестьдесят седьмой, в ванной, под плиткой за аптечкой».
— Значит, Монтер тоже знал что-то?
— Сам же сказал, что у него теперь не спросишь… Прослушка, К сожалению, важность этого звонка, сразу не поняла. А может, не обратила внимание, потому что сонная была. Неизвестно, понял ли что-то Леша Бетон, поскольку меньше чем через полчаса научалась операция спецназа. И Лешу, и всех, кто был в офисе, повязали. В СИЗО тем временем Теплов взялся за Филю и поставил перед ним вопрос об отступном. Как это все кончилось, мы уже обсуждали. Но по ходу дела, я полагаю, всплыл вопрос и о ключах, точнее, о том, имеет ли Лавровка какое-то отношение к делам Ростика и Ворона. Конечно, Филя лишнего брать не хотел, но попросил у Теплова разрешения переговорить с друганами. Или маляву переслать — Бог его знает, меня там не было. Но могу с уверенностью сказать, что к тому моменту, когда Штырь через Додика доложил насчет облома с деньгами, Теплов уже просветил Филю насчет того, что ключи могут с лихвой заменить чемоданчик с баксами, а Леша Бетон успел доложить Филе, что ему насчет ключей звонила Лариса. Поэтому Штырь с Монтером и остальными поехали туда. Причем, как мне лично думается, вовсе не с целью выручить Филю. Они просто надеялись, что эти ключики им самим пригодятся. Разумеется, Филя Теплова не информировал ни о том, куда ездят его люди, ни о том, откуда известно про ключики. Но тем не менее, милиция в шестьдесят седьмую квартиру попала довольно быстро. Не потому, что Теплов как-то сумел отследить и вычислить, а потому, что жильцы вызвали группу немедленного реагирования. На лестничной клетке, согласно звонку в отделение, была стрельба. ГНР прибыла, поглядела, нашла штук пять гильз, следы пуль, но ни трупов, ни следов крови. Обнаружили, что дверь в шестьдесят седьмую квартиру не закрыта, осмотрели, не нашли ни следов взлома, ни признаков борьбы. Но зато нашли в ванной тайник, где ничего уже не было. А чуть позже нашли несколько упаковок с наркотическими веществами.
— Согласно показаниям Носкова, стрельбу устроила Элеонора, у нее оказался пистолет Стечкина. Ни в кого не целилась, чисто для испуга. Потом
— И не только они, — ухмыльнулся Михалыч. — К тому моменту, когда я улетал, ни Лиды, ни Ларисы, ни даже этого инвалида без рук и без ног все еще не нашли. Ну, Элька, понятно, уехала на «Волге». Допустим, остальные две девицы могли куда-то сбежать. Но солдатик их даже на инвалидной коляске далеко не сбежит. На работу Лида с Ларисой не вышли, в общежитии их не было уже сутки. Проверили село, откуда они родом, — не приезжали.
— Жаль, — поглядев на часы, сказал Чудо-юдо, — меня, к сожалению, время поджимает, а то бы еще поговорили. Ладно, будем следить за развитием событий. Больше туда не езди, а займись тихими стариковскими делами здесь, в Первопрестольной. Наверняка Антон Борисович Соловьев, прежде чем проконтактировать с Иванцовым, будет еще и еще раз обращаться к тебе за посредничеством. Очень важно выцедить из него все, что ему известно о Гнездилове-Воронкове. Так что придется тебе, дедушка, еще немножко побыть разведчиком.
Отпускники гуляют
Застолье в деревне Конец, в доме бабушки Гребешка, было обильное, но не хмельное. И песен не пели, и не плясали, потому что кавалеры были слишком молоды, а у «барышни» суставы плохо сгибались. Разговоров было много, но беседа не очень касалась собственного житья-бытья. Всех так и тянуло поворошить мировую политику, до которой бабе Дусе никакого дела не было и быть не могло, ибо ни телевизора, ни радио не имела, да и газеты к ней не ходили — одну какую-нибудь выписать денег не хватало.
Больше одной бутылки на пятерых Агафон за ужином выпить не дал. И никто, даже Гребешок, не протестовал. Только Евдокия Сергеевна на него посетовала:
— Им, чай, завтра не на работу. Отдохнули бы, выспались, отчего и не испить-то?
— Да мы, бабуль, напоследок немного ночью поработали, — пояснил Агафон, — вот и устали. Опять же, сколько съели с дороги — всю ночь переваривать будем.
Сама бабка залезла на печь в кухне, а молодежь устроилась на полу в горнице. Конечно, Агафону, как старшему, Евдокия Сергеевна предложила занять никелированную кровать. Но тот вежливо отказался, решив не возвышаться над народом.
Налим и Луза, а за ними и бабка на печке быстро вырубились и захрапели. Но вовсе не храп капитально мешал спать Гребешку и Агафону. У них не было того чувства удаленности от всех опасностей цивилизации, которое расслабило младших товарищей. За спиной было четыре свежих трупа и один отпущенный на произвол судьбы неприятель, опираясь на показания которого запросто можно выйти на их след. Кроме того, где-то рядом находится очень опасная девушка Эля.
Она была очень близко, по прямой сорока метров не будет. «Волга» никуда не выезжала, другой дороги, кроме как мимо дома Гребешковой бабушки, ей нет. Возможно, она не заметила, что в деревне появилась «девятка» с куропаточниками, а возможно, не сообразила, что это они. К тому же и на нее могла найти расслабуха, после того как выкрутилась от девяти передравшихся между собой мужиков. Впрочем, строго говоря, она ведь, сама того не желая, спасла им жизнь. Очень уж не верилось в то, что Штырь с друганами оставил бы куропаточников в живых, если бы фортуна не повернулась другим боком. По большому счету, они должны были ее водкой поить до скончания века.
Они ничего плохого ей не сделали. Наоборот, помогли отделаться от Штыря энд компани. Тоже, между прочим, услуга нехилая. Попадись Элька Лавровке — ей бы точно не жить. Если речь шла о ключах Ростика, то поканали бы ее однозначно. Кроме того, эти оглоеды, пожалуй, сделали бы с ней то, что «Содом не делал со своей Гоморрой», говоря словами Попандопуло из фильма «Свадьба в Малиновке». Так что с нее за это избавление явно причиталась хотя бы бутылка. Она же вместо этого, конечно, крепко саданула Агафона по мужскому достоинству, напакостила Гребешку, пропоров шины, — в общем, повела себя явно недружественно.