Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая
Шрифт:
Лясковская выслушала прокурора и спросила мнение других участников процесса по заявленному прокурором ходатайству.
Владимир Тимофеевич поднял руку и сказал, что он просит ходатайство отклонить.
— Согласно нормам УПК, — продолжил он, — материалы уголовного дела, по которому не принято судебного решения, не говоря уже о том, что не было предъявлено обвинение, не могут являться доказательствами по другому делу. Тем более, — добавил он, — из ходатайства прокурора не ясно, доказательствами чего и по каким эпизодам эти материалы являются.
Лясковская выслушала моего адвоката, потом мнение
— Уже Новый год на носу, — сказала Лясковская и распустила участников процесса до пятницы.
Прямо над камерой, в которой я находился, разместился Жора Янев — по разговорам среди заключённых, лидер белоцерковской преступной группировки, обвинявшейся в пятистах эпизодах ограблений и сейчас ездящей всем составом из двенадцати человек на суды.
Ходили рассказы, что члены этой банды, как квалифицировала их действия прокуратура, специализировались на дальнобойщиках: устраивали засады перед инсценированными авариями на трассе, выставляли голосовать девочек и после этого заворачивали фуру в лес. Залезали в кабину к водителю с обрезом во время движения. И ради развлечения выгружали из машин мешки с сахаром и колёсные покрышки на ходу.
Жоре было под шестьдесят. Он ранее был судим. Сам Жора в оппозиционных газетах называл себя политическим узником. Ездил на суды в любое время года в тапочках, голубых кальсонах и чёрной футболке с красным черепом. И плюс ко всему славился радикальными методами защиты. Поговаривали, что во время ознакомления якобы исчезла треть листов из томов дела. И когда было принято решение Жору и подсудимых, проходящих с ним по делу, знакомить в клетке в суде, они поровну разделили пять выданных томов на всех и съели в знак протеста на ограничение человеческих условий ознакомления.
Было так или нет, но Жора имел авторитет среди строгого режима — считался человеком конкретным и очень серьёзным. И я у Жоры хранил свой новый телефон — закруглённый со всех сторон маленький «Самсунг». Тайсон сказал мне, что он Жоре написал, что это очень ответственно и что тот ему отписал, что носит сам. Телефон, которым пользовался я, носил Тайсон. Я поговорил с мамой и Олей, почитал обвинительное заключение по следующему эпизоду и пораньше лёг спать.
Но в пятницу суд не состоялся. Меня в числе других подсудимых вывели на боксики приёмки. Туда в осеннее время с клеток этапки снова переместилась отправка в суды. И перед самой загрузкой в автозак начальник конвоя отказался доставлять в суд Маркуна. Хотя тот утверждал, что у него грипп, начальник конвоя отправил Маркуна в медкабинет и получил заключение, что в крови Маркуна содержится алкоголь.
Без одного из подсудимых суд состояться не мог — и меня вернули в камеру.
В пятницу к нам подсадили
С армянами я быстро нашёл общий язык. Это были взрослые люди. Один — аварийщик, который ждал решения суда. Второй шёл этапом по депортации в Армению. Я сказал, что они очень похожи на двух моих знакомых — Лёву и Аршака. И предложил им одно на двоих нижнее спальное место. Сказал, что я, Тайсон и Владик разместимся на двух. На что те согласились. Однако Тайсону третьим спать не пришлось. Он сказал, что ему уже давно все похуй. И переместился на верхнюю нару, которая всегда оставалась свободной, потому что со стороны туалета её нельзя было прикрыть занавеской.
Грузину было тридцать. Он сказал, что он «по краже в отказэ».
— От делюги или от показаний? — спросил я.
— Ты смотрящий? — прохрипел он почти шёпотом.
— Телевизор, — ответил я.
Он что-то ещё хотел сказать или спросить.
— Иди сюда, — появился из купе Аслан, с улыбкой на лице, по которой никогда нельзя было сказать, улыбается он или скалится.
В воскресенье до обеда Тайсон и Владик перегоняли бражку. А во время ужина я поддержал их компанию. Вечером, перед судом, я снова пораньше лёг спать. Утром Тайсон сказал мне, что Владик поедет на карцер: вчера он вызвал ДПНСИ, а когда тот пришёл и открыл кормушку узнать, в чём дело, показал ему хуй...
В понедельник меня в числе других вывели в боксики. Но загрузка в автозак затягивалась. Трофимов сказал, что не может ехать: у него или грипп, или отравление, его знобит и тошнит. И попросил начальника конвоя отправить его в медкабинет для заключения врача. Но тот ответил, что у него распоряжение судьи — всех доставлять в суд. Трофимов сказал, что отказывается ехать, потом посмотрел на меня, как будто решив, что я сделал вывод, что он всю ночь принимал джеф и сейчас у него передоз, и сказал, что поедет. По дороге он сплёвывал в любезно предоставленный Маркуном кулёк.
В суде он попросил вызвать врача, и секретарь вызвала скорую помощь. Приехала бригада из двух медиков — фельдшера и медсестры. Конвой вывел Леонида из клетки в наручниках, застёгнутых спереди.
Фельдшер померил Трофимову давление и сказал «здоров», что прозвучало как «косит».
Трофимов не сводил с него глаз.
— Покажи язык, — сказал фельдшер.
Трофимов со всего размаха ударил фельдшера головой в подбородок. Тот упал на пятую точку. Казалось, во всём чувствовалось напряжение. Леонида завели в клетку, и Лясковская продолжила слушание дела.
Следующим в порядке рассмотрения был эпизод нападения на Рыбака (Рошку) и покушения на убийство Кучерова.
Причиной возникновения у меня умысла к нападению на Рошку и убийство Кучерова в обвинительном заключении явилось то, что первый активно противодействовал созданию ЗАО «Топ-Сервис Молоко» на базе Городокского молочно-консервного комбината, а второй принимал меры для ликвидации задолженности этого предприятия перед ООО «Интерсервис» и АОЗТ «Интергаз», которым он руководил.
Нападение на Рыбака в обвинительном заключении объяснялось тем, что лица, совершившие это преступление, ошибочно приняли его за Рошку.