Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая
Шрифт:
На вопрос о регистрации ЗАО «Топ-Сервис Молоко» Галка ответил, что он этим не занимался. Ему предложил Земсков частью активов завода войти в создаваемое им предприятие. Но этот вопрос должен был решаться на акционерном собрании. Из оглашённых показаний Земскова следовало, что он выступил инициатором создания ЗАО «Топ-Сервис Молоко». Рекламная марка «Топ–Сервис» была широко разрекламирована, и он со своим предложением о создании ЗАО «Топ-Сервис Молоко» встретился с Галкой, а потом с Фиалковским, учредителем ООО «Топ-Сервис», и со мной, как соучредителем и руководителем АОЗТ «Топ-Сервис».
И
На вопрос следователя Земсков ответил, что он не знаком ни с Кучеровым, ни с Рошкой, и никогда не слышал о какой-либо их деятельности.
После оглашения ряда документов суд сделал перерыв «до завтра».
На следующий день в суд не явились ни потерпевший Кучеров, ни Рошка, ни Рыбак, на которого, по версии следствия, по ошибке вместо Рошки было совершено нападение. И Лясковская, вместо того чтобы доставить лиц со статусом «потерпевший» в принудительном порядке, как этого требовал закон, в суд для дачи показаний, ограничилась оглашением данных ими показаний на предварительном следствии.
Сразу после покушения, по факту разбитого стекла в его машине из огнестрельного оружия (хулиганство, как было квалифицировано преступление) Кучеров дал показания, что никого не подозревает и что видел нападавшего боковым зрением — худощавого человека невысокого роста, в куртке и шапочке.
На досудебном следствии, после того как преступление из хулиганства было переквалифицировано в покушение на убийство, Кучеров, поясняя свои действия по погашению задолженности Городокского молочно-консервного комбината, в частности, показал, что кроме предприятий «Интергаз» и «Интерсервис», руководимых им, и «Промальп», руководимого Рошкой, претензии по погашению задолженности к Городокскому комбинату предъявляло ещё 47 юридических и около 2 тысяч физических лиц.
«Из руководителей “Топ-Сервиса” мне лично никто не угрожал, конфликтов с ними не было, но в октябре 1998 года видел конфликт Фиалковского с директором “Промальп” Рошкой. Лично я с Фиалковским не общался и с другими сотрудниками “Топ-Сервис” также…»
А на вопрос следователя К'oзела ответил: «Считаю, что мотив к моему физическому устранению у “Топ-Сервиса” был, ибо моя деятельность противоречила его интересам и могла помешать реализации их незаконных планов».
Моисеенко, которого обвиняли в покушении на убийство Кучерова и который был в два раза по комплекции и сложению больше человека, которого потерпевший видел, как он сказал, боковым зрением, Кучеров не опознал.
Из оглашённых показаний потерпевшего Рошки на досудебном следствии следовало только то, что Фиалковский препятствовал ему в вывозе с территории Городокского комбината продукции на основании исполнительной
А из показаний потерпевшего Рыбака, на которого, по версии следствия, вместо Рошки по ошибке было совершено нападение (на полгода раньше конфликта Рошки с Фиалковским, о котором в показаниях указали Рошка и Кучеров), что на лестнице подъезда он увидел незнакомого человека, который, как он сказал, ни с того ни с сего выстрелил ему в заднюю часть.
И больше чем через два года, на досудебном следствии он, как было указано в протоколе опознания, по фотографиям опознал по силуэту Гандрабуру.
Из показаний же супруги Рыбака, оглашённых в суде, следовало, что за день до нападения на её мужа, который работал в ГАИ, ему позвонил неизвестный и сказал, что, если тот не вернёт деньги, ему «прострелят задницу».
И всем, у кого не были завязаны глаза, было видно, что эпизоды за уши притягивались к делу. А показания потерпевших — за языки к мотивам Фиалковского, которые теперь вменялись с преступлениями мне в вину.
В пятницу с суда я прибыл до ужина. Владик после отсиженных пятнадцати суток карцера уже находился в камере. А после 23-00 был обыск — всех около двух часов продержали в боксике.
Владик стал разбираться с контролёром: что это, мол, как он сказал, за хуйня?
— Не знаю, — ответил ему молодой сержант.
— Привыкай, тюрьма, — сказал тридцатилетний грузин, сидевший на корточках спиной к стене, своим хриплым голосом. И Владик, ничего не ответив, отошёл в противоположный угол помещения.
При выводе из камеры никого не досматривали, не пробивали карманы, не прощупывали, не прозванивали.
При возвращении у каждого из почти тридцати человек (столько находилось в камере) вещи были высыпаны из сумок — у кого на нары, у кого на пол, вперемешку свои-чужие, за исключением вещей Владика, которые оставались под нарой, в сумках, и моих, которые были аккуратно выложены на койку. Владик мне сразу сказал, что это против него провокация.
Грузин посмотрел на нетронутые вещи — мои и Владика, — и я, улыбнувшись, сказал ему:
— Привыкай, тюрьма.
Он шутку понял, изобразил улыбку и сменил хрип на голос: «Будем привыкать».
На следующий день в камеру подселили одного пакистанца и двадцатипятилетнего грузина невысокого роста, с длинными волосами с боков, закрывавшими половину ушей, и дугообразным носом такого размера, что его голова и в фас, и в профиль казалась одинаково круглой.
Он сразу же спросил: «Где смотрящий?» И назвался Махо.
— Макак'o, — повторил Аслан. И после этого его всегда так называл, поясняя, что только так может выговаривать его имя, ссылаясь на неразработанность связок в разнице произношения звуков грузинского и чеченского языков.
Махо сразу же спросил у Аслана, сколько человек в камере поддерживают воровские традиции.
— Я не считал, — улыбнулся Аслан, показав два ряда своих зубов.
Он опросил всех, за исключением Аслана, поскольку, видимо, считалось, что смотрящий поддерживает автоматически. И каждый в камере, в том числе Владик и Тайсон, сказали, что поддерживают. Я — что частично.