Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Шагин Игорь Игоревич

Пока мы находились втроём, Пятков б'oльшую часть времени лежал на кровати под одеялом, отвернувшись к стенке. Говорил, что спит. И лишь перед ужином, проверяя, так это или нет, Тарас несколько раз будил его. Тот тёр кулаками глаза, потягивался, говорил «спасибо» за то, что не дали ему проспать ужин.

Я относился к Пяткову открыто и доброжелательно. Тарас же, напротив, испытывал к нему глубокое недоверие.

Поскольку мы ходили на прогулки все вместе и остаться вдвоём в камере было бы подозрительно, днём, когда Пятков спал, Тарас тихо сказал мне, что я не должен ему, Пяткову, доверять. Что тот ничего о себе не рассказывает и что у Гогося

в сумке был такой же кулёк «Продмэкс», в котором в пакете были точно такие же слипшиеся леденцы. И что, когда закончилась моя передача, Гогось несколько раз доставал этот пакет со дна сумки и отламывал несколько леденцов в пластиковую баночку.

— Видимо, у них один адвокат, и передачи он им покупает в одном магазине, — сказал Тарас.

На следующий день Пятков ходил к следователю, и Тараса в этот же день перевели из камеры.

Пятков перебрался на кровать Тараса и, пока я занимался английским языком, он сказал, что уже выспался и теперь целыми днями смотрел телевизор.

Самым любимым занятием Пяткова было спорить и играть в морской бой, на что он меня непрестанно подбивал. Ценой спора, в котором он любыми способами старался доказывать свою правоту, была съеденная луковица. И пару раз мне приходилось начинать есть луковицу, после чего Пятков с довольным видом говорил:

— Всё, не надо!

Один раз Пятков спросил у меня, какова, по моему мнению, длина футбольного поля. И хотя я никогда не увлекался футболом, высказал свое предположение: «ну, сто метров, но не больше ста десяти».

— Я думаю, пятьсот, — сказал Пятков.

— Пятьсот — это нереально много, — сказал я.

— Не менее четырёхсот, — сказал Пятков.

— Давай так, — продолжил Сергей, — если меньше ста пятидесяти — ты выиграл, если больше ста пятидесяти — выиграл я. Спорим?

Я сказал, что на луковицу спорить не буду.

— Тогда выбирай, на что, — сказал Пятков.

Я сказал:

— На автомобиль «Жигули» девятой модели.

— Новый или старый? — переспросил Пятков.

Я сказал, что новый.

— Я знаю, что ты отдашь, — сказал Пятков.

И мы друг другу пожали руки. Следующую неделю Пятков посвятил всё время тому, чтобы выяснить, какой длины футбольное поле. Он начал со следующего утра, на проверке.

Но дежурный офицер не смог ему ничего ответить, а врач промолчал. Потом он щёлкал телеканалами на экране телевизора в программах «Спорт», находя отрывки футбольных матчей, и показывал, какие малюсенькие игроки, когда футбольное поле снимают сверху. Однако я сказал, что это не аргумент.

Потом он ходил к следователю, и тот ему сказал, что бывают поля 90 метров в длину, а бывают 105.

— Но это слишком мало — как детская песочница! — сказал Пятков. — К тому же поверить мусору — себя обмануть, — подытожил он.

На следующий день показывали соревнования легкоатлетов — то ли запись, а то ли прямую трансляцию на закрытом стадионе. Диктор сказал, что забег на несколько километров по кругу длиной в 400 метров. В середине круга находилось футбольное поле.

Я сказал Пяткову, что если бы длина футбольного поля была 150 метров, а ширина — половину длины, то есть 75 метров, и если бы атлеты бегали не по кругу, а по периметру такого поля, то тогда это было бы 150 + 150 + 75 + 75 = 450 метров. А диктор сказал, что длина круга (вокруг поля) 400 метров. Значит, длина поля меньше 150 метров.

Пятков подумал и согласился.

— Как будешь отдавать? — спросил я Сергея.

— Я не знаю,

но я отдам, — сказал Пятков, — ты же луковицу ел.

Пятков говорил, что у него есть дочка, ей три года. И я сказал, что автомобиль — это мой подарок ей на совершеннолетие. Пятков сказал, что так и будет, и пожал мне руку.

После этого мы больше не спорили. Но зато стали в два раза чаще играть в морской бой.

Морской бой — детская игра, в которой на листочке или в тетрадке в клеточку рисуется поле 10 на 10 клеточек. На поле — пять корабликов размером в одну клеточку. С одной стороны квадрата — цифры от 1 до 10. С другой — первые десять букв алфавита, за исключением буквы Ё, чтобы не путаться. Образуется некая координатная сетка. И «стреляется». Например: А5 — если попал в кораблик, то стреляешь ещё раз, а если нет, то противник стреляет тебе «в тетрадь».

Я обратил внимание, что после каждой партии Пятков не сразу кладёт тетрадь, а рисует следующее поле для игры. А иногда размышляет и ручкой как будто что-то отмечает на поле. Когда Пятков был у адвоката (он ходил то один, то два раза в неделю, то к адвокату, то к следователю), я подсмотрел в тетрадь: на поле были еле заметные пять точек. Я сделал предположение, что это места, где Пятков будет рисовать корабли. И в следующий раз проверил, специально «стреляя» мимо, а потом попадая — «стреляя» в отмеченное место. И когда после очередной партии я увидел, что Пятков заранее наметил корабли, я не играл с ним до тех пор, пока он не пошёл к следователю и я не подсмотрел его поле. А после следователя, вечером он сам мне предложил поиграть, и я очень нехотя согласился.

Я стрелял первый и выбил подряд все пять его кораблей. А потом молча продолжил заниматься английским. Пятков некоторое время смотрел в тетрадь, а потом сказал:

— У меня такое в игре первый раз.

— Это ещё не всё, — не отрывая глаз от книги, сказал я Серёже.

А потом посмотрел на него и добавил, что знаю, что у него нет ни следователя, ни дела, ни адвоката, что он приехал сюда с лагеря и что он ходит и пишет на меня доносы, которые начинаются со слов «источник сообщает». И дружественно ему улыбнулся.

— Ты подсмотрел, куда я поставил точки! — улыбнувшись, сказал Серёжа. — У меня действительно нет ни следователя, ни адвоката, — продолжил он, — 'oпер ко мне приезжает. А дело есть, иначе бы меня не смогли вывезти с лагеря, с Мартусовки. По их просьбе (он имел в виду своих покровителей) кто-то написал о моей причастности к квартирным кражам — прокурор дал мне санкцию на два месяца, моя причастность не подтвердилась, и дело закроют.

— И я не пишу «источник сообщает», — продолжал Сергей, — стиль изложения вольный. И я ставлю свою подпись и число и несу ответственность за каждое слово. Но на тебя мне написать нечего.

— А по обвинению я бы и писать не стал — там ерунда. Сначала убили, а потом заказал, — сказал Пятков, видимо, иронизируя над версией следователя «сначала отслеживали, а потом заказывал».

— Ко мне приехали в лагерь и предложили посидеть с тобой. Мне осталось до конца срока немного, я отказывался, но меня очень попросили. Это добровольно. Немного рассказали о тебе: сказали, что ты нормальный, адекватный человек, то есть не головорез. С такими я не сижу — отказываюсь.

— Я им сразу сказал, что легенда с квартирными кражами не пройдёт, — меня сразу раскусят, — продолжал Сергей. — Но кто приезжал, как ни проси, я тебе говорить не буду. Это уже моё. Да и какая тебе разница кто.