"Болваны"
Шрифт:
Головы прохожих в шапках, капюшонах и платках плыли поверх мучнистого тумана одна за другой, сами по себе, лишенные туловища. Эта фантасмагория о чем-то смутно напомнила Птицыну, какой-то почти забытый фрагмент сна или воспоминания. Только там была река, ослепительное солнце... Красная река, красная от крови река... Люди в лодках баграми вылавливали бритые головы, которые медленно проплывали мимо, слегка покачиваясь на волнах.
– Птицын! Ну ты и скороход...
– Ему в ухо прерывисто дышал
Рука Кукеса даже в такой мороз оставалась теплой и мягкой, как подушка. Поздоровавшись, Птицын быстрее спрятал закоченевшую ладонь обратно в перчатку и вяло отшутился.
– Пробежаться всегда полезно. Смотри, как разогрелся: нос красный - щеки румяные...
– Он был недоволен, что Кукес его догнал. С утра он вообще никого не хотел видеть.
– Да-а... Морозец!
– Кукес слегка гнусавил и явно думал о другом.
– Все мужское достоинство обледенеет... Как лед неокрепший на речке студеной...
– Кальсоны надо носить... Или тренировочные...
– Не могу. Люблю свободу: чтоб ничего не сдавливало, не тёрлось... Очень быстро идешь... Чуть потише...
Птицын скосил глаз на Кукеса, пошел медленнее.
– Ты что-то хромаешь?
– заметил Птицын.
– Э-э-э... Ударился, - поморщившись, отмахнулся Кукес.
Мимо Птицына и Кукеса в утренней полутьме двумя встречными потоками резво бежали хмурые прохожие: мороз подгонял их пинками, колючий ветер, точно острым зазубренные ногтем, обдирал кожу.
– Как ты считаешь, Бог есть?
Птицын с любопытством взглянул в лицо Кукеса: его крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы, грустно повис над губой, заиндевевшие усики обвисли, глаза совсем остекленели.
– Охота тебе с утра пораньше решать проклятые вопросы!
– И все-таки!
– настаивал Кукес, глядя под ноги.
– Конечно, нет! А если даже есть, ему глубоко на нас плевать.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно!
– Странно, я думал, ты законченный атеист... Но раз ты допускаешь, что Бог плюёт на человека, не все потеряно...
Кукес меланхолически пожевал губами, достал из черного тулупа пачку сигарет; прикрывшись от ветра, закурил.
– Честно говоря, - опять начал Птицын, укутывая горло шарфом и поднимая воротник серенького пальто, - существование Бога меня меньше всего волнует. Есть более насущные вопросы!..
– Например?
– Например, почему человек одинок? Или отчего жизнь не имеет смысла?
– Без Бога человек всегда будет одинок... Он сам себя наказывает... И смысла ... без Бога... не найдет...
– Очень невнятно!
– Птицын остановился и шумно высморкался.
– Вот я, допустим, уверовал - по твоему совету... И что дальше? Тут же обрел смысл? С какой это стати?! Бог мне, что ли, его в ухо нашепчет?..
– А если действительно наказывает?
– вдруг встрепенулся Кукес.
– Какое там!.. Легче всего бормотать... с таким пафосом: "Вот Господь к такому-то, Сидорову Ивану Петровичу, пришел, а от такой-то, Культяпкиной Глафиры Львовны, отвернулся..." Откуда они это взяли? Что это за Бог такой идиотский? Как капроновый чулок - на любую ногу натягивай, будет впору...
– Чтобы поверить в Бога, нужно как следует пострадать... А ты богохульствуешь!
– Кукес, стряхнув пепел с сигареты, неодобрительно пошмыгал носом.
– Рассуждаю... И страдал я достаточно. Ты, между прочим, сам навел меня на этот разговор, а на мой вопрос так и не ответил...
– Какой?
– Откуда такие "карамазовские" вопросы в наше-то время? Жениться, что ли, надумал?
– Как ты угадал?!
– Кукес искренне удивился, потом посмеялся собственному изумлению.
– Я сейчас как раз об этом думаю...
– Это видно, - насмешливо подхватил Птицын.
– В твоих глазах, как говорит Лиза Чайкина, застыла вся неизбывная печаль твоего многострадального народа.
– Хорошо тебе издеваться!.. А я чувствую, как у нас с Ксюшей момент назрел... Нужно решаться!.. Только какой из меня муж?!
– Кукес совсем погрустнел.
– Прекрасный муж! Замечательный отец! Отличный семьянин!.. В чем, собственно, проблемы?
Кукес опять пожевал губами, швырнул сигарету.
– Я очень злой!
– Ты? Ну, уж если ты злой, то кто же добрый?!. Твоему голубиному нраву позавидовал бы сам Иисус Христос...
– Ты меня плохо знаешь! Я злой ... и ревнивый! Вчера я побил Ксюшу... до синяков!
– Ну да?!
– Да-а... И из-за чего?
– ссутулившись и прихрамывая, продолжал Кукес, скользя глазами по обледенелому асфальту.
– Она дала свой телефон смазливому мальчику... в троллейбусе. Ну знаешь, из тех, что ловят глупеньких девочек, вроде Ксюши. Из "золотой" молодежи... В пивбарах сидят, дискотеках... В замшевых курточках...
– Понятно.
– Мы поругались с Ксюшей еще до этого... в общем, из пустяка... Пошли покупать в "Березку" джинсы для ее сестры... к дню рождения. А я давно хотел купить Ксюше зимние сапоги... Не наше дерьмо, а настоящие... Австрийские... кожаные... с хорошей колодкой...