Бомба для Гейдриха
Шрифт:
Короткая экспозиция не позволит отретушировать снимок. Поэтому имперский фотограф Гофман наверняка уничтожил бы эту пластинку, чтобы никто не мог заметить ту напряженную атмосферу, которую она запечатлела. Сегодняшнее обсуждение ситуации над картами генерального штаба кончилось плохо. С тех пор как Гитлер прогнал фельдмаршала фон Браухича и взял в свои руки верховное командование, в блоке № 18 господствует нервозность. План «Барбаросса» хромает на обе ноги, и положение на фронте уже вышло за пределы понятия «planm"assig» [9] . Объявленное Гитлером весеннее
Многие генералы из высшего командования начинают понимать, что если темп и наступательная способность войск будут утрачены, а стратегические цели не будут достигнуты, то война проиграна.
Еще недавно Гитлер фантазировал на тему о том, что большое весеннее наступление окончательно выведет из игры военную мощь Советского Союза. Тогда он сразу же бросит вермахт на Англию.
Начальник штаба Гальдер понимает риск этого решительного шага. Профессиональный стратег, он не очень-то доверяет «предвидению» фюрера. И он не единственный в главном штабе, кто без энтузиазма оценивает полководческие способности ефрейтора, произведшего себя в главнокомандующие. Поэтому Гальдер советует оставаться в обороне, пока на всех пяти участках фронта не завершится основательная подготовка и не будут подтянуты резервы. В этом он чрезвычайно педантичен. Сегодня он недвусмысленно дал понять, что сомневается в целесообразности «клина» в донецких степях.
Кейтель ответил очень раздраженно. Напротив, следует немедленно проникнуть на Дон. И оттуда двинуться в двух главных стратегических направлениях, понимаемых как оперативное целое: на север — через Курск на Москву и на юг — к Волге.
Едва только Гитлер услышал о Москве, им овладел истерический приступ ярости. Он сварливо напомнил генералам, что они обещали ему еще к прошлогоднему 7 ноября парад на Красной площади. Потом они перенесли эту дату на 1 мая 1942 г. и снова не сдержали своего обещания. Он назвал генеральный штаб сборищем узкогрудых ничтожеств. Гитлер стучал кулаком по столу и кричал: «В этой войне возможна или победа, или гибель. Если немецкий народ не сможет одержать победу над врагом, он проявит свою биологическую неполноценность и заслуживает гибели».
Потом в блоке № 18 шепотом передавали друг Другу, что у фюрера был снова «бурный творческий момент». Генералитет не знает еще то, что известно (разумеется, под строгой присягой «Секретные государственные дела») только четырем людям в рейхе: Гиммлеру, рейхсминистру здравоохранения Конти, профессору де Кринису из берлинской клиники Шарите и личному врачу Гитлера фюреру СС д-ру Штумпеггеру. Эти «бурные творческие моменты» не что иное, как признаки все более обостряющейся болезни. Это тяжелая болезнь, которую открыл в начале прошлого столетия английский хирург Джеймс Паркинсон и которая с тех пор носит название «болезни Паркинсона». Словом, у Гитлера тяжелая наследственность. И мозг номер один в этом бетонированном черепе — это мозг, постепенно вырождающийся. Через два года генералитет пытается совершить покушение на этого безумца. И тогда выяснится, что, прибегнув к помощи бомбы, чешский ротмистр проявил больше отваги, чем немецкий полковник.
Гнев фюрера, который до сих пор ясно отражается на его лице и будет в скором
«Вскоре фюрер ответил на мое приветствие. Он пригласил меня к столу и указал на место по правую руку от себя. Но вдруг встал и решил, что мы (я и рейхсфюрер Гиммлер) сейчас же пойдем с ним для совещания в его кабинет. Остальным он велел подождать с обедом до нашего возвращения».
Самовлюбленность не оставила обанкротившегося карловарского книготорговца и неудачливого кандидата в протекторы даже при написании этих заметок. Посмотрите-ка, маршалы и генералы должны были ждать! Франк по глупости воображает, что причина этого — его особа. Как бы не так! Титулованные люди из блока № 18 давно уже привыкли к таким выходкам. Они знают, что, когда на Гитлера находит раздражение, он готов показывать превосходство СС перед генералитетом даже в таких пустяках, как обед из «общего котла». Особенно если среди участников оказывается Гиммлер.
Втроем они отправились совещаться. В резиденцию фюрера их поднимет специальный эскалатор. Перекрытие этажа сделано из специальной детонационной пластины, рассчитанной на то, чтобы она устояла против взрыва самых тяжелых авиабомб.
Что-то здесь напоминает трюм броненосца. Может быть, бетонные стены, облицованные стальными пластинами. Узкие извилистые коридоры, по которым может пройти только один человек. За каждым поворотом — ниша, а в ней молчаливый, как статуя, страж. Гитлер шагает впереди. Он неловко ступает. Его походка тяжела, спина сгорблена. Он первым входит в свою приемную.
Сейф, отделанный дубом. Светлый плюшевый ковер с узором в виде рыбьего скелета. Лампы на высоких подставках освещают комнату и днем, потому что оконные отверстия представляют собой скорее бойницы. В углу стол с инкрустированными эмблемами третьей империи — орлом и свастикой. Несколько кожаных кресел, в середине кресло для фюрера, более высокое, чем остальные. Даже сидя Гитлер возвышался над любым собеседником.
«Мы вошли в приемную и сели рядом с фюрером. Прежде всего я показал ему фотографию и доложил о покушении».
Стопку полицейских фотоснимков, увековечивших место действия. Поворот на Кирхмайеровский проспект. Белые крестики и стрелки показывают путь автомобиля протектора и место, где произведено нападение. На других фотографиях Гитлер может увидеть изуродованный «мерседес» с порванными шинами и высаженными дверцами. Тут же снимок английского автомата. К важным уликам относится также потертый портфель, дамский велосипед, непромокаемый плащ и кепка с фирменной этикеткой «Белый лебедь». На последней фотографии упаковка бомбы с отчетливыми буквами, говорящими об ее британском происхождении.
Франк. Я хотел бы доложить вам, фюрер, к чему мы пришли в результате предварительного расследования: покушение это — единичная акция, а не начало всенародного восстания. И хотя мы еще не напали на след преступника, английское оружие и упаковка бомбы, найденные на месте преступления, свидетельствуют о том, что мы имеем дело с работой британских агентов. Преступление совершили или английские десантники, или чешские парашютисты, находящиеся на английской службе, или члены чешской группы Сопротивления, которая сотрудничает с парашютистами.