Борьба за Дарданеллы. Решающее сражение между Турцией и Антантой
Шрифт:
Можно судить о важности этого дня по тому факту, что интенсивное торговое судоходство через Дарданеллы так впоследствии и не оживилось. Когда проливы были вновь открыты в 1918 году, в России уже произошла революция, и с тех пор Советская империя фактически сама себя отрезала от морской торговли с Западом. Консульства всех великих держав, ранее выстраивавшиеся под развевающимися флагами вдоль береговой линии у Чанака, были закрыты, и теперь никто не проходил по проливу, кроме местных каиков, жидкого потока океанского судоходства до Константинополя да, совершенно случайно, одиноких коммунистических кораблей, проплывавших в молчании и с обреченным видом, будто это были пришельцы с каких-то иных планет.
Последние несколько
Конец пришел в последние дни октября. 29-го числа «Гебен», «Бреслау» и турецкая эскадра, частично управлявшаяся немецкими моряками, вышли в Черное море. В этот и следующий дни они открывали огонь без предупреждения по гавани Одессы, российской крепости Севастополю и по Новороссийску, при этом топили все суда на своем пути и поджигали танки с горючим. Турецкий морской министр Джемаль в это время играл в карты в своем клубе в Константинополе и, когда ему сообщили эту новость, заявил, что не отдавал приказа об этом рейде и ничего о нем не знал. Так это или нет, вряд ли Энвер и Талаат не были об этом проинформированы. Более того, в тот же самый момент турецкая колонна войск в Газе, палестинской пустыне, готовилась выступить в крупный поход на Суэцкий канал.
30 октября российский, британский и французский послы в Константинополе вручили турецкому правительству 12-часовой ультиматум и, когда он остался без ответа, потребовали свои паспорта. На следующий день начались боевые действия.
Мустафа Кемаль в этих событиях участия не принимал. В предыдущем году он предпочел направить Энверу резкое письмо, обрушившись с ругательствами на Лимана фон Сандерса и Германскую миссию. Турция, как заявлял Кемаль, не нуждается ни в какой помощи от иностранцев, только сами турки могут найти свое собственное спасение.
Энвер мог себе позволить быть снисходительным, ибо было просто немыслимо, что Кемаль может когда-нибудь стать соперником. Он отправил его военным атташе в турецкое посольство в Софии.
Существует зловещая легенда о том, как использовал свое время Кемаль в этой полуссылке. Говорят, он предпринял неуклюжую попытку обучиться танцам, чтобы приобщиться к жизни болгарской столицы, потом, когда потерпел полную неудачу в этом деле, по слухам, пустился в разврат, пьянство. В этой истории может быть какая-то доля истины. И все же он действовал очень быстро, узнав, что его страна вступила в войну. Кемаль запросил по телеграфу из Софии разрешение вернуться на активную службу. Какое-то время ответа не было – в новой турецкой армии был нежелателен человек с антигерманскими настроениями, – и он хотел уже было бросить свой пост, когда ему пришел приказ из Константинополя. Он был назначен в Родосто, мыс на полуострове Галлиполи. Это событие в то время прошло совершенно незаметно, но ему было суждено изменить весь ход кампании, которая развернется в будущем.
Глава 2
Отдаться
Благодаря своей дерзости – возможно, даже потому, что они должны были вести себя нагло, чтобы удержаться у власти, – младотурки втянули свою страну в войну, которая была слишком непосильной для них. Они оказались мелкими игрочишками в игре с очень высокими ставками, и, как обычно происходит в таких случаях, их присутствие какое-то время даже не замечалось другими игроками. Турки наблюдали, выжидали, делали свои скромные ставки, изо всех сил пытались понять, в какой стороне таится удача, и делали вид, что они с этим делом на «ты», что было весьма далеко от истины.
Прошли октябрь, ноябрь и декабрь, а их маленькая армия все еще не отваживалась рискнуть и никак не стремилась показать в действии взятые в долг боевые корабли. Да, было проведено две экспедиции: одна на восток, которой руководил сам Энвер, а другая на юг под командой морского министра Джемаля. Их целями были не более и не менее, как отвоевание Кавказа у России и изгнание англичан из Египта. Но поскольку ничего не было слышно ни об одном из этих предприятий, в других Балканских странах, не рискнувших поставить свою судьбу на исход войны, стал проявляться явный цинизм. Ничто бы не доставило большее удовольствие Греции, Болгарии и Румынии, чем разгром Турции в каком-нибудь крупном сражении, и они с надеждой ожидали начала военных действий союзниками стран Согласия.
На море имели место две стычки. Эскадра британских и французских боевых кораблей несла патруль в Эгейском море в надежде, что «Гебен» все-таки появится, и в ноябре эти корабли обстреляли форты Седдэль-Бар и Кум-Кале по обе стороны входа в Дарданеллы. Все было кончено за двадцать минут, а ответа от турок не последовало. Затем в воскресенье 13 декабря лейтенант Норман Холбрук через канал Нэрроуз проник в Дарданеллы на подводной лодке «В-11». Войдя в пролив, как только турецкие прожектора потухли с наступлением рассвета, он пробрался сквозь минные поля и после четырех часов плавания поднял перископ. Он обнаружил перед собой большой двухтрубный корабль – турецкий линкор «Мессудие» – на якоре в Сари-Сигла-Бэй и выстрелил в него свои торпеды с дистанции 500 метров. Подождав достаточно долго, чтобы убедиться, что цель уничтожена, Холбрук совершил срочное погружение. Держась самого дна, он добрался до глубоководной части и вышел в открытое море. За эту победу Холбрук был награжден Крестом Виктории.
Но это были всего лишь акции местного значения, и не было сделано попыток развить их. В Лондоне, правда, существовало мнение, что с Турцией надо что-то делать, и этот вопрос всплывал время от времени. Еще до начала боевых действий государственный военный секретарь лорд Китченер и первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль обсуждали возможность убедить греков высадить армию на Галлиполийский полуостров. Если бы тамошний турецкий гарнизон был разгромлен, флот смог бы войти в пролив, потопить «Гебен» и развернуть свои орудия на Константинополь. План был интригующим, и греки, узнав о нем, поначалу загорелись желанием, им в награду был обещан остров Кипр. Однако потом их настрой изменился, да и британцы также вскоре охладели.
Всех занимала массовая бойня, происходившая во Франции. К концу ноября, когда прошло едва лишь три месяца с начала сражения, союзники потеряли около миллиона человек – фантастическая цифра, ни разу не превзойденная за всю войну в такой короткий период. Это было настолько ужасно, что, казалось, вот-вот принесет какой-то результат, мол, если послать на фронт достаточно солдат, если они еще раз бросятся на пулеметы и колючую проволоку, то наверняка прорвутся.
Убивать немцев – вот что требовалось, продолжать убивать их до тех пор, пока не останется ни одного, а затем войти в саму Германию.