Борьба за Краков (При короле Локотке)
Шрифт:
— Ты должна быть моей, — сказал он громко и, сняв с ее пальца перстень, надел другой, принесенный им и подаренный ему князем из собственной сокровищницы.
И вот — странное дело — Грета, словно забыв о сопротивлении,
— Когда же свадьба? — спросил упрямый Сула.
— Как вы без моего согласия устроили обручение, так без меня решайте и о свадьбе, — отвечала вдова, глядя в окно.
Павел покачал головой. Мартик обратился к нему.
— Неделю я подожду, больше ни за что! — сказал он коротко.
Никто ему не ответил. Тогда он снова взял ее за руку, но она вырвала ее. Но Мартик не отчаивался и весело перемигивался с Павлом.
Не допросившись у нее руки, он смело схватил ее в объятия, и как она там ни вырывалась и ни кричала, поцеловал в лоб. Она вся сжалась, облилась горячим румянцем, но не бранилась. Так дело наладилось.
Пошли к столу вместе с Павлом. Вдова сначала не вмешивалась в их разговор, но когда произнесли имя Альберта, она вздрогнула и глаза ее загорелись гневом.
— Этого надо было повесить на самую высокую виселицу! — вскричала она. — А вы позволили ему уйти!
— Подождите немного, может быть, его ждет та же участь, что и других, — сказал Мартик, — а может быть, еще худшая. Виселица — одна минута мучения, а он будет висеть много лет, и умереть ему не дадут.
Наступил день свадьбы.
Грета, все такая же молчаливая и недовольная, позволила вести себя к алтарю, и только когда вернулись домой, где собралась на свадебный пир небольшая компания знакомых и друзей, к ней вдруг вернулись вся ее живость и веселость, полились шутки и смех, словно она хотела вознаградить себя за все это время печали и молчания. Все гости смеялись и веселились до упаду, а нанятый от Шелюты Чемостка забавлял гостей так, как будто он уж забыл о только что пролившейся крови.
Только Мартик сидел тихий и пасмурный, искоса поглядывая на красивую жену.
На третий день свадьбы Павел, зайдя утром к новобрачным, был очень удивлен, не застав их дома. Мартик, усадив свою супругу в повозку, увез ее в Верушицы.
Дядя отер пот с лица, постоял у дверей и пробормотал:
— Храни его Сила Небесная, немалую он на себя тяжесть взвалил, а я ее до смерти не забуду!