Бородинское побоище в 3D. «Непобедимые»

Нечаев Сергей Юрьевич

Но солдаты Эйлау были ветеранами, испытанными во многих битвах, которые научили их величайшему умению и дисциплине. В противоположность сему, армия Бородина состояла преимущественно из новобранцев. Тем не менее они выказали замечательную стойкость, находясь целый день под огнем <…> Впрочем, исход обеих битв оказался совершенно одинаков: каждая армия почитала себя победительницей».

О масштабе потерь, как мы уже говорили, стало известно несколько позднее, а пока же обе стороны горели желанием на следующий день возобновить сражение.

Генерал Л. Л. Беннигсен:

«Впоследствии мы узнали, что императором Наполеоном уже было отдано приказание и сделаны необходимые диспозиции для предполагаемой на следующий день, 27 августа (8 сентября), атаки, последствия которой легко было предвидеть. Пусть всякий военный рассмотрит план этого сражения и решит <…> которая сторона, — мы или неприятель, — должна была понести наиболее потерь».

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Превосходство сил французов, заметное и до сражения, еще возросло в результате сражения, так как потери русских были, безусловно, больше потерь французов; за время десятичасового боя чаши весов далеко не оставались в состоянии полного равновесия, а заметно склонились в ущерб русским; нельзя было ожидать лучшего результата при возобновлении боя; позиция русских совершенно сдвинулась и ставила под угрозу путь отступления. Следующим этапом неуспеха явилось бы полное поражение. Сейчас армия еще находилась в порядке и могла, не расстраиваясь, отойти. Кутузов решил отступить ночью, что, бесспорно, явилось единственным разумным выходом».

Крупный военный специалист утверждает, что потери русских должны были быть больше потерь французов? Да еще безусловно? Но почему? Ведь русская армия оборонялась и по определению должна была потерять меньше, чем сторона, атаковавшая ее боевые порядки и укрепления…

Этому есть несколько причин, и некоторые из них называют сами участники сражения.

Адъютант генерала Ермолова П. Х. Граббе:

«Французская артиллерия издержала 60 тысяч зарядов. Наша — только 20 тысяч. Первая употребляема была всегда массами, наша большей частью рассеяна на позиции».

Офицер штаба 1-го кавалерийского корпуса Карл фон Клаузевиц:

«Кавалерия построилась в 300–400 шагах позади пехоты, а от нее до общего резерва оставалась едва 1000 шагов. В результате кавалерия и резервы жестоко страдали от неприятельского огня, не будучи чем-либо заняты. А если вспомнить, какое огромное количество артиллерии имелось в армии, и если учесть, что русская артиллерия вследствие многочисленности своих маленьких зарядных ящиков занимает больше места, чем какая-либо другая, то можно себе представить, как все было набито и наставлено друг на друге; автор до сих пор хранит в памяти яркое впечатление о загроможденности Бородинской позиции <…>

Если бы кавалерия держалась на удалении в 1000 шагов позади пехоты, то она могла бы в той же степени и даже более удачно противодействовать всякому крупному успеху французов. Гвардия же и генерал Тучков, отодвинутые за кавалерию на такое же расстояние, не имели бы потерь от неприятельского огня, раньше чем сами пустили бы в ход свое оружие. Они тем самым могли бы быть использованы более неожиданно и с большим во всех отношениях успехом».

Короче говоря, главная проблема заключалась в несовершенстве русской артиллерии и в неправильной расстановке войск. Прежде всего с точки зрения соотношения левый фланг — правый фланг (это заставило переводить уже во время боя с одного фланга на другой почти треть армии), а также с точки зрения слишком близкого расположения линий. В результате этого даже резервы, несколько часов стоявшие в бездействии, несли потери под перекрестным огнем наполеоновских батарей. Это, понятное дело, целиком и полностью — вина главнокомандующего.

Кроме того, среди причин огромных потерь с русской стороны называют недостаточную тактическую подготовку войск, в числе которых было много новобранцев, не умевших пользоваться местностью для прикрытия себя от огня противника.

Общие итоги сражения

Естественно, оба полководца (и Наполеон, и Кутузов) записали победу в Бородинском сражении на свой счет.

Император Наполеон:

«Московская битва — мое самое великое сражение: это схватка гигантов. Русские имели под ружьем 170 тысяч человек; они имели за собой все преимущества: численное превосходство в пехоте, кавалерии, артиллерии, прекрасную позицию. Они были побеждены! Неустрашимые герои, Ней, Мюрат, Понятовский, — вот кому принадлежала слава этой битвы. Сколько великих, сколько прекрасных исторических деяний будет в ней отмечено! Она поведает, как эти отважные кирасиры захватили редуты, изрубив канониров на их орудиях; она расскажет о героическом самопожертвовании Монбрена и Коленкура, которые нашли смерть в расцвете своей славы; она поведает о том, как наши канониры, открытые на ровном поле, вели огонь против более многочисленных и хорошо укрепленных батарей, и об этих бесстрашных пехотинцах, которые в наиболее критический момент, когда командовавший ими генерал хотел их ободрить, крикнули ему: „Спокойно, все твои солдаты решили сегодня победить, и они победят!“»

Эти слова были продиктованы Наполеоном уже в ссылке на острове Святой Елены, в 1816 году, а еще через год он оставил для потомков еще более невероятное «свидетельство».

Император Наполеон:

«Я атаковал с 80 тысячами русскую армию, которая была в 250 тысяч и вооруженной до зубов, и полностью разгромил ее. Семьдесят тысяч русских остались на поле боя. Они имели неосторожность сказать всем, что выиграли баталию, в то время как я маршировал на Москву».

Как видим, здесь нет ни слова правды, кроме утверждения «я атаковал русскую армию».

К подобным заявлениям можно и нужно относиться если не с юмором, то хотя бы с пониманием. Ну, хотелось человеку, все к тому времени потерявшему, так думать…

Не менее невероятные победные реляции отсылал императору Александру и русский главнокомандующий.

Рапорт М. И. Кутузова императору Александру:

«Баталия, 26 числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которой пришел нас атаковать».

Очевидно, что это — тоже неправда, причем написанная не много лет спустя, в ссылке на затерянном в океане острове, а на следующий день после сражения. И говорилась она не своему верному камердинеру, ловившему каждое слово своего «хозяина», а императоёру, то есть непосредственному начальнику.

Конечно же «французская сторона» с этим категорически не согласна.

Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:

«Обе армии опять располагаются лицом к лицу, причем наша — на поле битвы, захваченном ценой таких героических усилий».