Бортовой журнал 7

Покровский Александр Михайлович

А почему? А потому что откаты нынче съедают не только промышленность.

Они все съедают. Деньги получили и поделили.

А на оставшееся можно выпустить только что-то очень мелкое, мягкое, но вонючее.

Но премьер до них добрался. Премьер дошел, вошел, вник и предложил.

Новое. Теперь деньги сосредоточим в одном месте, а из него – продюсерским компаниям. Они снимут фильмы, а мы и поглядим, кто из них возьмет Канны.

Если возьмет – то и дальше снимать будет.

Вот оно!

Америка во время великой депрессии столько фильмов сделала!

Неужели

ж мы хуже? Нет!

И без столпов отечественного кинематографа все это не обошлось. Они на совещание то, по кинематографу, были позваны и внимали каждому слову.

Теперь все просто бросятся делать кино.

И сделают. Верю. «Чапаева».

* * *

В войсках прошла проверка боеготовности. По этому поводу у меня РЕН-ТВ взяло интервью.

В эфир пустили не все, что я сказал.

И правильно, наверное, потому что там много было всего сказано.

Теперь все хочется изложить еще раз, но поинтеллигентней, что ли.

Спросили: как я оцениваю нашу боеготовность. Я сказал, что есть. Есть у нас боеготовые части, но боеготовность их зависит от степени порядочности командования этих частей.

Таких мало – это я о порядочности, а значит, и о боеготовности.

Отдельное дело – Генеральный штаб.

Понимаете, есть у нас те, кто хорошо стреляет, есть еще те, кто хорошо ездит на танке. А еще есть те, кто хорошо прыгает, бегает, плавает. Но если над всем этим не будет Генерального штаба, то они так и будут бегать и прыгать.

А мы будем проигрывать первый удар.

Мы всегда проигрываем первый удар.

Суток на трое.

То ли Генштаб куда-то переезжает, то ли он скрывается где-то– но проигрываем.

Потом это все объясняется, конечно.

Разными причинами.

Что же касается техники, то связь в войсках должна быть современной, а иначе ее противник подавит, и управлять в бою такими войсками невозможно – мне кажется, что я очень мягко насчет нашей связи сказал.

Что касается танков. Ну, к примеру, если двигатель танка у вас работает только 240 часов, а потом подлежит замене, то если такая замена вовремя не произведена, вы имеете груду железа, а не танк. А если еще и под видом солярки заправить танк непонятно чем – то ли там серы много, то ли свинца, двигатель встанет значительно раньше – дырки в нем, например, будут размером с кулачок пионера.

То же самое можно сказать и об авиации – заправлять ее, как это ни странно, надо правильным топливом, а то она с небес может запросто посыпаться в самый ответственный момент.

А вообще-то, реформа у нас идет. И идет она не первый год. И конца ей не видно.

Как это сказывается на боеготовности? А так и сказывается – на вас напали, а вы со спущенными штанами.

Так, может, нам реформу не проводить? Не. Реформа нужна. Только, господа мои хорошие, давайте быстрее, швыдче, что ли – не могу, сейчас слезами обольюсь, если вот прямо сейчас о реформе не закончу. А флот? Что там?

Флот? Еще раз: есть у нас отдельные корабли… и на этом все– пардон, господа, слезы душат.

Но ведь защищаться нам как-то надо!

Надо. Надо нам защищаться. Потому что по одну сторону Амура, к слову, живут два миллиона человек, а по другую – шестьдесят восемь.

И сидят эти два миллиона на чистом золоте.

Как вы думаете, долго ли будут на все это смотреть шестьдесят восемь?

Вот именно поэтому нам нужна боеготовность.

А от стран восьмерки или двадцатки по вооружению мы отстали навсегда. Вот такая у нас картина.

* * *

Мне рассказали одну историю. В ту Великую Отечественную, случился такой эпизод: роту, усиленную «чужими» (человек двести), бросили затыкать какую-то дыру в нашей обороне в районе Кривого Рога. Задача была держать «до последней капли крови» единственную дорогу, которой могли воспользоваться немецкие танки. Танки остановить и умереть – вот ведь благодать!

Роту пригнали на место, отгрузили чуть не целую «полуторку» противотанковых гранат и все. И еще сказали, что танков завтра, наверное, придет много. С тем и уехали. А эти с этим и остались, и жить им оставалось меньше суток.

Командир осмотрел местность и сказал: «Стыдно, люди, к нам в гости из Германии едут, а у нас дорога такая разбитая».

«Свихнулся, наверно, от страха» – подумали многие. Командир тем временем продолжил: «Всем вытряхнуть все из вещмешков и за мной».

Рота пошла к ближайшему от дороги холму шлака с какой-то металлургической фабрики неподалеку. Командир заставил набирать в мешки шлак и нести к насыпи. На саму дорогу шлак сыпался неравномерно – побольше там, где дорога в горочку идет.

«Чтоб им несколько было!» – бубнил командир. Шлакозасып продолжался очень долго, все мешки были изорваны в лохмотья, лопатки сточились до черенков. Засыпали чуть не два километра дороги. Народ злой и усталый, теперь ведь еще и окапываться полночи.

Утром с этих шлакогор подали сигнал:

«Вижу танки».

Сжимая свои почти бесполезные гранаты, солдаты знали, что жизнь на этом закончилась. Наконец танки начали заходить на «благоустроенную» дорогу.

Третий танк колонны потерял гусеницу первым, а через минуту эта эпидемия охватила остальные машины, числом восемь. Стоячий танк, если его не злить, штука не опасная. Не совсем поняв «вас ис дас», немцы угробили и танк-эвакуатор. Пехота у немцев не дурная, вперед без танков не пойдет – так что образовался затор.