Босиком по стеклам
Шрифт:
— Это долгая история, Нин, — он взъерошил волосы и тяжело вздохнул, словно сказанное давалось ему с трудом. — Но Алиса твоя — та еще штучка. Не думала же ты, что у меня настолько отвратительный вкус, что я мог на нее повестись? Особенно после тебя?
Зарделась, когда он произнес последнюю фразу. Словно я — предел его мечтаний и полностью соответствую его вкусу.
Неловкость зашкаливала, но в этот момент он обернулся, и я только сейчас заметила лифты, из которых стали выходить медработники, кто-то вез каталку, прошли санитары. Стало
— Ты ведь видела мою маму? — спросил он спустя несколько минут, как только мы оказались сидящими напротив друг другу.
Дождавшись моего кивка, продолжил.
— Она в коме уже несколько месяцев, опекуном является мой отец, и только от него зависит, будет ли она подключена к аппаратам.
Прикусила губу, не зная, как выразить соболезнования, и я не нашла ничего лучше, чем коснуться ладонью его кулака, который лежал на столе. Он дернулся, но улыбнулся, а затем вдруг разжал кулак, поднял вторую руку и положил поверх моей.
— Мой отец хочет породниться с твоей семьей, — продолжил, и я замерла, задержав дыхание, — твой отец, как ты знаешь, хочет видеть моей невестой Алису.
Открыла рот, чувствуя себя так, словно вокруг меня всё осыпалось стеклами. Каждый шаг оттого болезненный, причинял агонию и оставлял раны.
Глеб продолжил, поясняя про проблемы, царящие в его семье, и я наконец отпустил обиду, которая не отпускала меня всё это время. Будь у меня выбор, я бы поступила на его месте также. Но у меня такого выбора не было, так что я не была настолько эгоистичной, чтобы обижаться на него за то, к чему он пришел и что выбрал.
«Женись на Алисе. У тебя есть шанс, которого у меня не было».
Напечатала, отправляя ему сообщение и кивая на его смартфон, лежавший на столе. Не смогла написать слово «мама», было слишком тяжело. Отвернулась к окну и сделала глоток чая, чувствуя в душе смятение, от которого мне за все эти месяцы так и не удалось избавиться.
Глава 23
В день моей выписки меня встречал Глеб. Как бы я его ни отговаривала, он упорно делал по-своему. Промолчал по поводу свадьбы, но всем видом показал, что я сморозила глупость. Вот только я так не считала.
— Дед сказал, тебя осмотрел его знакомый светила.
Кивнула, а сама еле сдерживала надежду, которая расцвела в груди. Меня до сих пор потряхивало от того, что все диагнозы, которые ставили мне до этого, оказались неправильными, неверными.
— Он сказал, тебя не было в базе. Кто раньше вел тебя?
Глеб задавал те же вопросы, которые и Алексей Ильич, но новых ответов у меня не нашлось. Всё для меня было как в тумане. Нехорошее чувство зрело в груди, и я сразу же согласилась с мнением Дмитрия Елисеевича, что афишировать обследование не стоит. Не хотелось верить, что мой собственный отец готов был записать меня в калеки и лишить лечения
Что уж говорить о том, что отец даже не удосужился отправить хотя бы Степана встретить меня из больницы.
— Ничего не забыла? — спросил Глеб, отбирая у меня из рук хилую сумку. Пожитков я завела тут не так уж и много. — Будешь у меня жить. Не доверяю я твоей семье.
Застыла на полпути к его машине, а когда он обернулся, заметив мое отсутствие подле себя, и глянул вопросительно, я изо всех сил закачала из стороны в сторону головой.
Расширила глаза, в панике переводя взгляд с него на авто и обратно, затем на сумку и вдаль, на дорогу.
— Предпочитаешь жить в общаге? Не страдай ерундой, у меня всяко лучше.
Несмотря на его серьезный вид и отсутствие намеков на что бы то ни было, я всё равно покраснела, чувствуя, словно сейчас провалюсь от стыда. Одно дело — остаться с ночевкой у Сергея в момент трагедии, и совсем иное — у Глеба, к которому я не могла относиться как к просто другу или однокласснику. Последним он в принципе и не являлся.
Отрицательно качнула головой. Единственный вариант — общага.
— Вот же упрямая.
Наблюдала за тем, как он открыл багажник, положил туда мою сумку, закрыл и двинулся обратно в мою сторону с невозмутимым и решительным видом.
Сложила на груди руки, выражая недовольство, но не ожидала, что последует после. Всё вокруг перевернулось вверх дном, закружилось-завертелось, а я оказалась лежащей на его плече головой вниз.
Обидно, что даже закричать не могла, только сучила ногами и била кулачками его по ногам. Но он всё равно понес меня к автомобилю и посадил в салон, закрывая дверь и отсекая мне возможность сбежать.
Молча пыхтела, дергая за ручку, но та не поддавалась, была заблокирована Глебом.
— Поехали на смотровую, я тебя мороженым угощу, — подмигнул он и, не обращая внимания на мое насупленное и недовольное лицо, завел машину.
Отвернулся к лобовому стеклу и вперился взглядом в дорогу. Мотор приятно и бесшумно гудел, и постепенно сиденье с подогревом сделало свое дело. Несмотря на то, что на улице уже потеплело, ветер и пасмурная погода влияли на настроение, вносили в душу сумятицу.
В какой-то момент руки коснулась мужская ладонь. Мы приехали к набережной.
Вышла из машины первой, не глядя на парня, продолжала на него злиться за самоуправство, но когда подошла к смотровой, с которой открывался красивый вид на речку и город за ней — величественный, с красивыми стеклянными высотками, старинными зданиями, пережитками прошлого…
На плечи лег флисовый плед, а затем перед глазами появился рожок с клубничным мороженым.
Обернулась и не смогла сдержать улыбки. Схватила свою порцию и выразила свое мнение вздернутой бровью.