Босс с "прицепом", или Счастье с Чудовищем
Шрифт:
– За что? – искренне недоумевая, спросил мужчина.
– Что не оправдала твои надежды, что опозорила, скрыла, заставила переживать, ты всю душу в меня вложил… А я…
– Наташа, я так люблю тебя, дочка! И вся надежда была лишь в том, чтобы ты была счастливой. И только. И у тебя вся жизнь впереди чтобы все наладилось. Я так скучал… - голос в трубке опять дрогнул.
– И я! – проплакала, не скрывая истерики я.
– Ты только не пропадай. Приезжай! Я уже не могу приехать. Стар стал. А ты не забывай старика! Звони. – с надеждой произнес родной человек.
– Я обещаю, что буду звонить. И может быть, — запнулась, — когда-нибудь, —
Положила трубку и вздохнула. На меня очень напряженно смотрела Марьям. Как только женщина уловила мой взгляд, выражение лица переменилось. Она стала безэмоциональной, уверенной и спокойной.
– Ну вот. Одну проблему решили. Вас никто не обвиняет, вы никого не разочаровывали. И теперь у вас есть мужчина, который вас может, хотя бы морально, поддержать, — проговорила она, усаживаясь обратно за стол.
Руки немного дрожали. Ноги не слушались. Кое-как добралась до кресла и плюхнулась в него.
– Ну, что? Как впечатления? Полет нормальный? – улыбнулась мягко психолог, — Продолжаем виражи?
Я не была уверена, что меня на этом пике не укачало. Но останавливаться я точно не собиралась.
– И так. Теперь решим вопрос с работой. Вы в отпуске?
– Да, — подтвердила сухо, не в состоянии разговаривать об еще одном остром вопросе.
– Надо придумать повод, чтобы сходить на работу, — безапелляционно выдала мне Марьям.
Мы долго с ней препирались. Я даже позволила себе повысить на нее голос. Но и это не возымело никакого действия. Женщина стояла на своем. А когда еще в разговоре всплыл предстоящий корпоратив, то психолога было не остановить. Прием затягивался. Я психовала. Но каким-то чудодейственным образом дала обещание ей, что явлюсь на праздник и проведу там хотя бы час.
Совершенно в растрепанных чувствах я покидала кабинет психолога. Мы договорились, что я приду на следующей неделе и подробно расскажу ей о том, что было на празднике. А я как маленькая девочка кивала головой и думала, что лучше не приду на следующей неделе. И деньги целы и нервы в порядке. Может Гаврилыч был прав, и я оставалась все еще маленьким ребенком?
Глава 20
Иван
Весь разговор Гаврилыча и Натальи я прибывал в напряжении. Мужчина метался по комнате. Плакал. А я переживал не за него. Я очень боялся за Наташу. Если она не общалась с ним так долго. А сейчас позвонила, значит то, что происходит с ней действительно серьезно. Мысли метались от ужасных, что пока я тут, она попала в беду, до того, что беда, случившаяся с ней – это я, и понять, что для меня страшнее было сложно.
– Фух, - выдохнул мужчина, закончив разговор.
А я еще сильнее напрягся. Очень не хотелось, чтобы он выставил меня вон.
– Я знаю эту егозу уже так много лет, что сбился со счета. Когда меня насильно послали в их интернат, я шел туда без энтузиазма. Сами подумайте, какие дети могут там быть? Каких звезд там можно отобрать? Пустая трата времени, думал тогда я. И так и было. Я остсматривал девочек, и все больше утверждался в том, что был прав. И тут в зал влетела она. Глаза горели, щеки пылали, улыбка от уха и до уха. Тонка девочка с голосом, похожим на колокольчик. Темные волосики были взъерошены. Она растолкала всех и принялась выполнять упражнения. А я только открыл рот и не мог понять, что происходит. Она делала упражнения так, будто я уже занимался с ней, причем не
Мужчина сел передо мной на диван и отложил телефон. Я боялся сделать что-то или сказать не так. И тем самым спугнуть его откровения.
– Она росла послушной. Была очень трудолюбивой, доброй, ответственной. В цирке ее полюбили. Включали в программы. Сначала как помощницу. Она и с дрессировщиками собак выходила на манеж, и с фокусниками. Но при этом она тренировалась, не покладая рук. И заслужила право сольной программы. Зрители приняли ее прекрасно. Даже псевдоним придумывать не надо было. Ее фамилия говорила сама за себя. Яркая, блистательная Наталья Блеск.
Мужчина замолчал. Было видно, что дальше разговор будет не такой радостный. И я подвинулся к нему ближе, и нерешительно взял его за руку, положив свою поверх его руки, лежавшей на его колене.
– Она выросла. А я не заметил, - уже с хрипотцой говорил он, - я все боялся за университет, понимаете, там она была предоставлена сама себе, а в цирке… Вот я старый дурак! Я ведь, думал что тут-то у меня все под контролем, а оно… - мужчина скинул мою руку и встал, опять мечась по комнате, - как она спуталась с этим отморозком? Упустил. Не заметил! Под самым своим старым носом не разглядел! – замотал руками перед своим лицом старичок, - Старый директор умер. Пришел новый. Он был не из нашей трупы. Его током никто не знал. Сорокалетний, лощенный, ухоженный щёголь. Вел себя нагло. Дерзко. Я и не знал, что она на него повелась. Все всматривался, как она с гимнастами общается, как на дрессировщиков смотрит. А оно вон как получилось.
Мужчина опять сел и понуро опустил голову.
– Если бы я знал, что она беременна. Я бы никогда, верите, никогда ее на канат не пустил! Ведь это не шутки. Даже бы со страховкой не пустил.
Мужчина замолчал, а у меня в голове не укладывалась информация. Беременна! Наташа скрывает своего ребенка? Какое-то странное разочарование стало расползаться. Которое я усилием воли остановил, напомнив себе про Стёпку и Эмму.
– У моей девочки закружилась голова. Там, на высоте, на середине каната, ее стало раскачивать. Канат вошел в резонанс, и она упала. Хорошо, что сетка была внизу натянута. Но началось кровотечение. В суматохе никто не понял, что именно так кровит. Публика визжала, работники сцены засуетились. На манеж выпустили других артистов. Если бы тогда знал, что она беременна. Мы бы и скорой помощи сказали. Они, может, быстрее приехали. Быстрее бы отвезли куда надо. А так, - махнул рукой Гаврилыч, - ее в травму тогда увезли. Стали переломы сращивать. Потом в полосную, думали внутренние органы разорвались. Она без сознания была, сказать ничего не смогла. А когда в себя уже пришла… - мужчина зарыдал, - Пришла и сразу о нем спросила.
– О ком? – машинально спросил я.
– О ребенке, - рыдая, ответил старик, - а что я сказать мог? Не было уже его. Вычистили ее. Да так, что больше и не будет. Врач тогда на меня кричала. Грубая, истеричная женщина. Орала, что она не царь и Бог, такое исправлять. Столько гадостей сказала… Я ей, конечно, это не передавал. Только то, что по существу. И своими руками выключил блеск в глазах моей девочки. Она потухла.
Мужчина обхватил голову руками и стал раскачиваться.
– Из-за этого и на поправку плохо шла. Она ждала этого дурака. Ох, если бы он ее поддержал! Но…