Бойня
Шрифт:
— Да, конечно, — словно это и в самом деле было так.
Я забрал из своей машины, стоявшей на прежнем месте, сумку с вещами, которую возил на случай, если придется заночевать в гостях, и мы без особых приключений вернулись обратно на Итон-сквер. Я поднялся в «бамбуковую» комнату и позвонил Уайкему. Уайкем сказал, что вполне доволен Кинли, но что там с Хиллсборо? Дасти ему доложил, что конь пришел в самом хвосте и что распорядители вызвали меня «на ковер». Что это вдруг со мной такое, что я два дня
Я подумал, как хорошо было бы придушить Дасти, и пересказал Уайкему все, что говорил распорядителям.
— Они приняли мои объяснения, — сказал я. — Просто одним из распорядителей был Мейнард Аллардек, а он вечно ко мне цепляется.
— А, ну да, конечно! — Уайкем здорово повеселел и даже хихикнул. Букмекеры уже принимают ставки на то, как скоро ему удастся тебя выжить со скачек и удастся ли ему это вообще.
— Как смешно! — сказал я. Мне совсем не было смешно. — Если я понадоблюсь, я опять на Итон-сквер.
— Да? Ну, хорошо. Спокойной ночи, Кит.
— Спокойной ночи, Уайкем.
Потом я перезвонил Бэзилу Клаттеру. Тот дал мне номер Роквилей, и я позвонил им. Они как раз вернулись из Ньюбери. Бернар Роквиль сказал, что, к сожалению, не знает, где остановился Анри Нантерр. Да, он с ним знаком, но не очень хорошо. Он встречался с ним в Париже на скачках в Лонгшаме, и Нантерр возобновил знакомство здесь, в Ньюбери, пригласив его с женой выпить. А зачем он нужен мне?
Я сказал, что надеюсь найти Нантерра, пока он еще в Англии. Бернар Роквиль еще раз выразил сожаление, что ничем не может мне помочь, и на том мы простились.
«След оборвался», — покорно подумал я, вешая трубку. Может быть, полиции повезет больше. Хотя вряд ли полиция так уж горячо ринется искать человека, чтобы погрозить ему пальчиком за то, что он показал пистолет какой-то иностранной принцессе.
Я спустился вниз, в гостиную, и за рюмкой бренди обсудил с принцессой сегодняшний провал Хиллсборо. Потом мы с нею и Роланом де Бреску пообедали втроем в столовой. Нам прислуживал Даусон. И за время обеда я подумал о флорентийском банкете там, на севере, не больше двадцати раз.
Только после десяти, перед тем как пожелать мне спокойной ночи, принцесса заговорила о Нантерре.
— Он сказал, что с жокеем тоже может произойти несчастный случай...
— Да, конечно. Такое бывает нередко.
— Он ведь не это имел в виду...
— Возможно.
— Если с вами из-за меня что-то случится, я себе этого никогда не прощу!
— Именно на это он и рассчитывает. Но я готов рискнуть — так же, как и Томас.
А про себя я подумал, что, если ее муж не сломался сразу, увидев, как ей приставили к виску пистолет, вряд ли он сдастся ради кого-то из нас.
— С кем-то из тех, кто мне дорог или работает на меня... —
— Ерунда. Ничего он не сделает! — ободряюще сказал я.
Принцесса тихо ответила, что надеется на это, и ушла спать. Я снова обошел большой дом, проверяя замки и раздумывая, чего я еще не предусмотрел.
Наутро оказалось, что кое-чего я действительно не предусмотрел.
В семь часов, когда зажужжал внутренний телефон, я уже проснулся. Даусон сонным голосом попросил меня подойти к городскому телефону, потому что мне звонят. Я взял трубку и услышал голос Уайкема.
Конюшня по воскресеньям просыпается рано, как и в другие дни. Я привык к ранним звонкам Уайкема — он всегда вставал в пять. Однако сегодня голос у него был такой встревоженный, каким я его еще никогда не слышал.
Поначалу я принялся даже мучительно соображать, что такого я мог натворить во сне.
— Ты... ты понял, что я с-сказал? — Он даже заикался от волнения.
— Две! Д-две лошади п-принцес-сы! М-мертвые!
— Две?! — Я резко выпрямился и похолодел. — Как? То есть... которые?
— Они лежат мертвые у себя в денниках. Уже окоченели. Должно быть, прошло несколько часов... — Которые? — со страхом повторил я. На том конце провода ответили не сразу. Уайкем и в лучшие времена плохо помнил клички лошадей, и сейчас, должно быть, у него в голове прокручивался длинный список героев былых времен.
— Те две, что участвовали в скачках в пятницу, — сказал он наконец.
Я онемел.
— Эй, ты слушаешь? — окликнул он.
— Д-да... Вы имеете в виду... Каскад и Котопакси?
«Нет, — подумал я, — этого не может быть. Это неправда. Только не Котопакси! И перед самым Большим национальным!»
— Каскад, — сказал он. — И Котопакси.
— О нет... Что с ними? — спросил я.
— Я позвал ветеринара, — сказал Уайкем. — Из постели вытащил. Сам не знаю как. Это его работа. Но две! Я понимаю, одна могла сдохнуть. Бывает. Но чтобы две!.. Скажи принцессе, Кит.
— Это ваша работа! — возразил я.
— Нет-нет. Ты уж там... Расскажи ей. Лучше так, чем по телефону. Они ведь для нее все равно как дети.
«Те, кто ей дорог...» Господи Иисусе!
— А Кинли? — настойчиво спросил я.
— Чего?
— Кинли... ну, тот, что вчера пришел первым.
— А, этот! Этот в порядке. Мы всех лошадей проверили, когда нашли тех двух. У них ведь денники рядом были, ты, наверно, помнишь... Скажи принцессе, Кит, ладно? Нам ведь их убрать надо. Пусть она решит, что делать с тушами. Хотя если они отравленные...
— Вы думаете, их отравили? — спросил я.
— Не знаю. Скажи ей, Кит! — Он с треском швырнул трубку, и я отошел от телефона, готовый взорваться от бессильного гнева.