Бойня

Петухов Юрий Дмитриевич

Для Хреноредьева вообще вся эта проблема была недоступно сложна.

Буба оказался и самым рассудительным.

— Вы тут, придурки, затаитесь покедова, я пойду на разведку, — сказал он. — Один пойду!

— А я б и так, едрена, с тобой в разведку не пошел! — отрезал Хреноредьев и улегся на травку.

Пак присел у большущего дерева с корявой, но теплой и живой корой, прислонился к нему.

— Иди, куда хочешь! А я вот залягу сейчас в засаду и буду поджидать — нравится это кому-то или нет, а я угроблю из железяки столько туристов, сколько

в ней патронов, ясно?!

— И всех засыпешь, недоумок!

Буба повернулся спиной, постоял. И пошел куда-то, наверное, и в самом деле он собрался чего-то разведывать. Хреноредьев ползал по траве, собирал губами красненькие ягодки. Он не знал, как они назывались, но глотал их с удовольствием.

Пак перевернулся на живот. Выставил вперед железяку. Он без всяких шуток собирался ухлопать первого же, кто покажется вблизи. И у него, видно, были весомые основания для этого.

— Наверху неделя, небось, прошла! А мы все катимся по дурацкой трубе! — ныл Лопоухий Дюк. — А куда, никто не знает!

— Разговорчики, падла!

Гурыня был словно из кремня вытесан. Он не знал ни сна, ни усталости. Будто дьявол-егоза сидел в его груди и не давал покоя. Причем не только ему самому, но и всем прочим.

— Командор знает, чего делает! — Скорпион Бага грозно поглядел на Дюка. И тот смолк.

Громбылу Плешака продолжало тошнить и рвать. Казалось, он уже выблевал все, в том числе и собственяые внутренности, но его рвало и рвало. Помойный дух стоял в броневике, все в заднем отсеке было загажено. Но парни из Гурыниной ватаги да и он сам ничего не замечали. Их гнал вперед азарт, жажда приключений, рисковая натура и еще что-то такое, чему названия пока не придумано.

— Мы их всех, падла! — повторял через каждые десять минут Гурыня. — Еще узнают нас!

По логике вещей от машины, столько времени несущейся по трубе, подпрыгивающей, трясущейся, рокочущей натужно, бьющейся об округлые ржавые стены, давно ничего не должно было остаться. Но, видно, это была крепкая, надежная машина! Она перла и перла, и износу ей не было!

Гурыня не понимал всяких тонкостей по части горючего или наработок на отказ, он выжимал из броневика все возможное и ничего не желал знать. И броневик несся! Скрипя, грохоча, сотрясаясь, наполняя трубу ужасающим ревом своих измученных моторов.

— Пора бы привал сделать, — пискляво попросил Плешак.

— Я тя привалю, падла! — сказал Гурыня беззлобно.

Но Плешака Громбылу затрясло посильнее, чем загнанную машину.

У самого вожака начали появляться галлюцинации. Ему вдруг мерещились какие-то мелкие и вертлявые фигурки, пляшущие на узенькой полоске лобового стекла, то вдруг сверху, от переборок свешивались противные зеленые черви, начинали извиваться, норовя залезть в глаза. Гурыня отмахивался, отругивался, отплевывался. И наваждения пропадали. Однажды, совсем очумев, он скомандовал Баге:

— Пали, падла!

Тот так засадил из пулемета в бесконечность трубы, что еще с полчаса стояло жуткое эхо — будто миллионы тонн железного гороха просыпали! Но Гурыня не расстроился и не выказал слабости.

— Молодец, Бага! Выношу тебе благодарность! Ты не то что некоторые ротозеи и разгильдяи! Молодец!

— Рад стараться! — рявкнул Бага.

Дюк с Плешаком теперь и на Скорпиона поглядывали с уважением, видели, что он в чести у шефа. Но будь их воля, они бы давно вылезли из машины, завалились бы посреди проклятущей трубы — и пропадай все пропадом!

Только раз за последние сутки машина остановилась. Это произошло, когда Гурыня увидал сбоку железную лесенку. Он затормозил так, что чуть траки гусениц не расплавились и от скрипа едва не оглохли члены экипажа, несмотря на то, что сидели в наглухо задраенной машине.

— Стоять, падла! — скомандовал Гурыня. И ткнулся мордой в броню.

На него навалились задние, чуть не расплющили. Да только Гурыня не из того теста был слеплен, чтоб расплющиться. Он тут же отбросил назад парней из ватаги. Баге дал щелчка, Дюку с Плешаком по оплеухе. И вылез из машины.

— Бага! — позвал он.

Скорпион мгновенно выбрался на броню, застыл на четырех лапах, прижав две другие к ушам.

— Я тута!

Гурыня одобрительно потрепал его за остатки волос.

— Стой на стреме! Ежли чего, падла, свистнешь! Понял?!

— Так точно!

Бага стал бдительно озираться по сторонам, как бы показывая, что мимо него не проскочишь. Гурыня полез по железным узким скобам.

Дюк с Плешаком выбрались. Улеглись прямо на ржавом запыленном днище трубы. Но успокоиться не могли — их все еще трясло, колотило, било.

— Щя бы в поселок, а? — протянул Дюк, расправляя свои огромные уши.

— И баланды похлебать, — продолжил Плешак

Громбыло мечтательно.

Но при воспоминании о баланде его сразу же снова начало рвать. Дюк отодвинулся, брезгливо поморщился.

— Эй вы там, внизу! — громко скомандовал Бага с брони. А ну, молчать! Отвлекаете, понимаешь, от несения боевого дежурства!

Болтуны замолкли.

А в это время Гурыня лез и лез наверх, не зная устали, не оглядываясь. Да и что толку было оглядываться — в кромешной тьме ни черта не было видно. Но вблизи он многое различал. Сумел различить и крохотный лючок, открытый, — торчавшие петли говорили о том, что когда-то лючок прикрывался крышечкой, да, видно, отвалилась или оторвали.

Гурыня по-змеиному вполз внутрь, наткнулся на что-то холодное, твердое. Наощупь продвинулся немного, перебирая своими костяшками. Все было непонятно! Тогда он вцепился в ближайшую штуковину, дернул на себя. Она легко подалась — Гурыня чуть не завалился на спину. Но до него кое-что дошло. Он поднес штуковину к глазам, медленно провел ею перед ними точно, это было какое-то оружие! Не такое, как туристовские железяки, но оружие — большое, тяжелое, надежное! И он взялся за дело.

— Ой! Чего это! — завопил растерявшийся Бага, когда совсем рядом что-то со страшным лязгом упало.