Божье око (сборник)

Мартин Джордж Р.Р.

–  Можно войти?
– нерешительно спросила Зинт. Она не притворялась - эту же робость Этьен чувствовала в ее душе.

Ну да, конечно, - сзади маячит Грик.

–  Добро пожаловать.
– Этьен сама поразилась холоду и твердости собственного голоса. Она отступила, придерживая дверь. Когда Зинт вошла, Этьен резко затворила дверь перед носом у Грик.
– Чашечку чая?

–  Здесь все начиналось.
– Зинт остановилась посреди комнаты, Опустив руки строго вдоль туловища.
– Кажется, давно это было, а на самом деле - несколько дней назад.

–

 Я смотрю, ты поправилась, - заметила Этьен. Улыбка плохо удавалась Зинт.

–  Если бы ты не поднялась тогда… - Она покачала головой, волосы рассыпались по лицу, спрятали выражение глаз.
– Я думало, Грик не поверит… что я могу спуститься. Думало, оно меня считало слишком робкой. Думало, я опозорюсь на виду у Ока.

На этот раз Этьен уловила нюанс. Может, понимать чужую расу начинаешь только после того, как тебе удалось заглянуть ей в душу?

–  Твоя родина, - негромко произнесла Этьен.

–  Ну, что греховного в том, что ты об этом знаешь?
– Руки Зинт поднялись в жесте мольбы.
– Мы от тебя так много скрываем… Почему?

–  Потому что мы слишком похожи, - мягко ответила Этьен.

Зинт улыбнулась:

–  Я на том карнизе не боялось. Знало, что ты не оставишь Меня умирать.

Эти слова вызвали у нее дрожь, и Этьен положила ладони на ее прижатые к бокам кулаки. И повернула голову вбок, когда Зинт сделала шаг вперед и оказалась совсем близко.

–  Я всегда тебя буду помнить.
– Теплым, как лето, дыханием она щекотала горло Этьен.
– Пожалуйста, пойми, как далеко я… зашло.

–  Ты зашла проститься.
– Голос Этьен был резок.

–  И вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся, - грустно произнесла Зинт.
– Мне… ужасно жаль.

–  Ты же знаешь, Грик не допустит наших встреч. Грик меня боится.
– Этьен сомкнула пальцы за спиной, борясь с искушением схватить Зинт в охапку и поцеловать, или встряхнуть. «Я люблю тебя». Она прикусила язык. Она вовсе не желала сказать вслух эти слова.

–  Нет, - прошептала дрожащая Зинт.
– Так решила я, а не Грик. Я тебя боюсь. Потому что не могу забыть: ты - не такое, как мы.

–  Все верно.
– Этьен не пыталась скрыть горечи.
– Я же забыла: ты можешь любить только другого… производителя.

–  Ты не понимаешь, - тихо сказала Зинт.
– Грик говорила, что ты не сможешь понять. Теперь мне кажется, что это действительно так.
– Ее пальцы нежно коснулись лицо Этьен.

–  Желаю тебе прожить чудесную жизнь, - хмуро проговорила Этьен.
– Надеюсь, тебе встретится он. Красивый, плодовитый…

Зинт тяжко вздохнула, словно дунул последний летний ветерок:

–  Я - дающий, а не та, кто пестует жизнь внутри себя.
– Она тихо и печально рассмеялась.
– Я, как ты говоришь, - он.

Антропоморфизм обманчив, отстраненно подумала Этьен. Взгляни на юную рету с лицом когда-то любимой девушки, и кого увидишь? Не человека. Какая ирония! Она рассмеялась.

–  Прости.
– Зинт отступил, не меняя напряженной позы.

–  Это ты прости. Я не

над тобой, я над собой смеюсь.
– Этьен протянула руку и, когда ее взял Зинт, заставила себя улыбнуться.
– Не сердись. Я старая и вредная, и меня призраки навещают. Правда, я тебе желаю… любви. И детей.

–  Спасибо.
– Улыбка у Зинта в этот раз была красивой, но все же тронутой печалью. Он положил ладонь на дверь, но застыл и оглянулся: - Я тоже тебя люблю. За все, что делает тебя такой непохожей на нас.

Дверь затворилась, он ушел.

Этьен села на пол, на тонкую подушку, - слушать жалобы коралловых тростников на летнюю жару. Любовь - тоже ^универсальная эмОция. Как боль и страх. И как печаль. Она опустила голову на колени, но не заплакала. Когда решила, что реты уже далеко, встала. Болели суставы - лазанье по скале даром не прошло. И она вдруг почувствовала себя очень старой.

Она и была очень стара.

Солнце Стояло высоко. Она брела через тростники, а они, словно пальцы любовника, ласкали ее бедра. На площадке в этот раз не было девочки. Этьен пересекла открытое место и ступила на неприметный участок земли, где должны были находиться Врата.

Нога опустилась на серый камень. Сверху бесстрастно глядело Око. Этьен медленно перешагнула через обрывки растяжек от палатки и остановилась на краю бездны. Далеко внизу - вода, словно фиолетовые чернила; в ней отражаются голубоватые снежные вершины. Упираясь под натиском ветра, Этьен подняла взгляд к Оку. Вилья, не за это ли ты полюбила Дюрана? За умение слышать то, что не слышно другим… Это вроде эмпатического чутья, но все же - другое. Не такое опасное? Пред Оком Божьим - правда, и ничего кроме правды. Этьен опустила голову, и первые слезы запятнали растресканный камень в том месте, откуда выскочил ее крюк. Слезы по Вилье - ведь Этьен еще никогда не оплакивала ее. И слезы по себе - ведь Терана могла бы быть ее дочерью.

И слезы по Зинт, которая, наверное, найдет себе возлюбленную, так же, как и она… он… способную к деторождению. Найдет, потому что это его долг.

Интересно, унаследовала ли Терана талант отца, талант выражать душу в свете и музыке?

Этьен повернулась спиной к обрыву и Оку и побрела обратно по серой скале. В шаге от Врат она задержалась, пальцы сомкнулись на шарике - ключу к этому чуду нечеловеческой техники.

–  Хочешь правды?
– оглянулась Этьен на Око.
– Мы уже не такие суеверные, как прежде, И нам пора поговорить с тобой. С глазу на глаз.

Шагнув вперед, она подумала: удивится ли Антон, ее бывший начальник, когда она напомнит о себе? Вряд ли удивится.

Нога ступила на разогретую пыль, в ушах зазвучала песнь коралловых тростников. Но Этьен не повернула к своему дому, а побрела мимо лачуг к больнице. Надо поговорить с Дюраном, расспросить о дочери. И взять ее адрес. Поздно становиться матерью, но, может быть, Этьен попробует стать подругой? Попытка не пытка…

Блаженствуя под солнцем, тростники пели, а ветер уносил пыль, поднятую ее ногами.