Божье око (сборник)

Мартин Джордж Р.Р.

Назидание… Он вспомнил панический ужас на лице стоявшего на коленях послушника, вопль инкарнации в момент оргазма, свою собственную отчаянную попытку усмотреть в этом какой-то урок. А что сказала бы !юрк, разыграйся эта сцена у нее на глазах? .

На ночь он забрался в медитативный ларь, полный решимости изгнать демона, грызущего его витал. «Похоть дает почву, на которой расцветают другие страсти, - бормотал он слова молитвы.
– Похоть - как демон, пожирающий все благие деяния в мире. Похоть - гад ядовитый, притаившийся в цветущем саду; приходящего в поисках воды он убивает ядом»..

Но

все было вотще. Потому что думать он мог только о Гьялпо Ринпоче, чье красивое тело ритмично двигалось в сумраке зала совещаний.

Над садами разнеслись стоны рагдонгов, а потом зазвучали пьяные крики и аплодисменты. Начинался Фестиваль пьес и опер. Члены кабинета министров и другие высокопоставленные чиновники праздновали в Алмазном павильоне, летнем дворце инкарнации; там, посреди благоухающего цветами медитативного парка, был построен театр под открытым небом. Белая кружевная фантазия, украшенная статуями богов и мачтами с молитвенными флажками, купалась в бьющих с вершины холма лучах прожекторов.

Кроме придворных, там присутствовали личные апостолы инкарнации, набранные им за семь месяцев правления: послушники и монахини, дубтобы и налйопры, полоумные отшельники, психи-шарлатаны и медиумы, беглые преступники, рабочие космопорта… и все поголовно были пьяны, и все клялись идти коротким путем, куда бы он ни вел.

–  Отвратительно, - говорила доктор О'Нейл.
– Мерзость.
– Она в бешенстве терла пятно на парчовом платье - кто-то обрызгал ее пивом.

Джигме молчал. Со сцены летел грохот цимбал - там упражнялся оркестр. Мимо Джигме, шатаясь под тяжестью автобичевалки, прошли трое послушников. Праздник должен был начаться с порки множества преступников, а потом они - те, кто сможет двигаться, - присоединятся к пирующим. А первая опера разыграется на залитой кровью сцене.

К Джигме шагнула доктор О'Нейл:

–  Инкарнация попросил меня предоставить ему доклад на тему о нервной системе человека. Хочет изобрести машину, которая будет причинять боль телу, не нанося увечий.

Сердце Джигме наполнилось горькой тоской - оттого, что подобные новости его уже нисколько не удивляли.

–  Зачем?

–  Естественно, чтобы наказывать преступников. Всеведущий сможет придумывать самые свирепые кары, и ему уже не будут докучать бродящие по столице орды калек.

–  Разве можно приписывать Гьялпо Ринпоче грязные мотивы?
– попробовал возмутиться Джигме.

Доктор О'Нейл лишь бросила на него сквозящий цинизмом взгляд. Позади нее молоденький монах с хохотом проломился через зеленую изгородь; его преследовали две' женщины С бичами. Когда они убежали в темноту, О'Нейл произнесла:

–  Что ж, по крайней мере у них будет одним поводом бесноваться меньше. Бескровные зрелища не так возбуждают.

–  И то хорошо.

–  У сорок второго есть все, чтобы стать самой удачной инкарнацией в истории.
– Глаза О'Нейл сузились от гнева, поднялся кулак с побелевшими от напряжения костяшками.
– Самый умный, самый предприимчивый… Контакт с Библиотекой - лучший за века… И поглядите, как он обращается со своими дарованиями!

– Спасибо за комплимент, доктор.

О'Нейл с Джигме аж подпрыгнули.

К ним приблизился, легко ступая по летней траве, Инкарнация, в одном лишь белом рескьянге да с подаренной верующими гирляндой цветов на шее. Как всегда, за его спиной возвышался Кунлегс, его мышцы попеременно дергались.

Джигме высунул язык и склонился.

–  Ну и как там наша машина для наказаний?
– спросил инкарнация.
– Что-нибудь делается?

–  Да, всеведущий.
– Голос выдал смятение, охватившее доктора О'Нейл.

–  Я хочу, чтобы эта работа к Новому Году была закончена. И не забудьте установить мониторы - чтобы медики сразу поспешили на помощь, если жизнь наказуемого окажется под угрозой. Мы вовсе не желаем нарушать запрет Шакьямуни на смертоубийство.

–  Всеведущий, все будет сделано.

–  Спасибо, дОктор О'Йейл.
– Он протянул руку, чтобы благословить.
– Знаете, доктор, вы для меня - как родная мать. Ведь это вы ласково и терпеливо опекали меня, пока я находился в утробе. Надеюсь, это признание вам приятно.

–  Если вам приятно, всеведущий, то и мне приятно.

–  Мне-то приятно.
– Инкарнация опустил руку. Он вроде бы улыбался, но в сумерках Джигме не мог различить его лица.
– За заботу обо мне вас будут чтить многие поколения. Обещаю, доктор.

–  Благодарю, всеведущий.

–  Всеведущий!
– раздался голос в той стороне, где шла пирушка. Облаченный в шафрановый зен простого монаха, по траве шагал новый государственный оракул. Глаза на худом аскетичном лице сверкали от ярости.

–  Всеведущий, кто это с вами?
– выкрикнул он.

–  Это мои друзья, министр. – г- Они губят сады!

–  Это мои сады, министр.

–  Суета!
– Оракул затряс пальцем перед носом у инкарнации. Кунлегс заворчал и двинулся вперед, но Гьялпо Ринпоче остановил его властным взмахом руки.

–  Я всегда готов с радостью выслушать любые замечания моих министров.

–  Суета и потакание грехам!
– кипятился оракул.
– Разве не велел нам Будда отвергать мирские желания? Ну а вы, вместо того чтобы поступать по заветам Шакьямуни, окружили себя грешниками и они тешат свои пороки и вашу суету!

–  Суету?
– Инкарнация глянул на Алмазный павильон.
– Министр, да вы поглядите на мой летний дворец.
– Да, это суета, - но это красивая суета. И кому от нее плохо?

–  Это - ничто! Все дворцы в мире - ничто перед словом Будды!

Лицо инкарнации оставалось сверхъестественно спокойным.

–  Так что же, министр, я должен избавиться от этих красот?

–  Да!
– топнул босой ногой государственный оракул.
– Да сгинут они с Лица планеты!

–  Ну что ж, я учту пожелания министра.
– Инкарнация поднял голос, чтобы привлечь внимание своих последователей, и вмиг собралась толпа хмельных буянов.
– Да разойдется повсюду слово мое!
– выкрикнул он.
– Да падет в огне Алмазный павильон! Да будут выкорчеваны сады, да будут разбиты все статуи.
– Он посмотрел На государственного Оракула, улыбнулся краем рта и спросил с холодком: - Надеюсь, министр, вас это удовлетворит.