Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами
Шрифт:
Словно угадав наше настроение, из динамиков зазвучал вежливый голос, информируя пассажиров о том, что в электроснабжении локомотива произошел сбой и машинисту нужно перенастроить систему. Ничего угрожающего в этом заявлении не было, как если бы речь шла о перезагрузке компьютера. Но мужчину, который сидел по соседству с нами, это явно не убедило. Он скорбно застонал, словно говоря: «Не верьте». На вид ему было около шестидесяти, кучерявые седые волосы, зачесанные над высоким лбом, изрезанным глубокими морщинами. Судя по выражению его лица, он и родился глубоко несчастным человеком. А брыли ему явно пересадили от собаки-ищейки.
– Вы думаете, это надолго? – спросил я.
– Хмм… – Это могло означать что угодно: от «Да, не на один час» до «Извините, у меня так плотно стиснуты челюсти, что я не могу говорить».
– По крайней мере, здесь объявляют, в чем проблема, – заступилась за местных железнодорожников Алекса. – Во Франции можно часами ждать, не получая никакой информации.
– Хмм… – повторил сосед. – У нас проблемы другого рода. Предположим, вы пытаетесь сесть на поезд до Монреаля, а вам говорят, что он не обслуживается, потому что треснуло лобовое стекло. Или что поезд еще не перегрузили паромом из Олбани. Да, информации много, а вот толку от нее никакого.
Что-то в его тоне заставило нас всех рассмеяться, и так мы познакомились.
Его звали Джозеф, он занимался оптовой торговлей мебелью, частично вышел на пенсию, и сейчас ехал в Коннектикут на встречу со своими приятелями-охотниками.
– Не для того, чтобы косить койотов из М-62, – сказал он. – Мы – настоящие лесорубы. – Он вытащил из своей сумки журнал, что-то вроде рекламного буклета для фетишистов замши, курток с бахромой и штанов с прорезью. – Мы надеваем охотничье обмундирование, выходим в лес и там остаемся наедине со зверем. Ты делаешь всего один выстрел из своего мушкета, и в случае осечки считай, что проиграл. Никаких бивачных костров. Если ты ранишь зверя, то должен загнать его и добить ножом. В общем, хочешь не хочешь, приходится становиться метким стрелком. – Все это звучало очень романтично, хотя и с оттенком кровожадности. – Знаете, в том, что Америка избавилась от англичан, заслуга не только армии Вашингтона, но и лесорубов. Хотя и французам мы многим обязаны. – Он улыбнулся Алексе, словно она лично помогала топить «красные мундиры» [40] в Атлантике два с половиной века назад. – Некоторые американцы говорят, что Франция так и не поблагодарила нас за освобождение в 1945 году. Но нам следует помнить, что французы помогли освободить нас. Тогда, в 1781 году, ваш флот захватил в плен всю английскую армию в Йорктауне. – Теперь, когда его челюсти разжались, он уже не мог остановить прорвавшийся словесный поток.
40
«Красный мундир» – прозвище английского солдата в период Войны за независимость. Связано с цветом военной формы, принятой в тот период в английской армии.
Поезд загудел и вскоре тронулся с места.
Мы так и не дождались обещанных 165 миль в час, но, по крайней мере, попытки приблизиться к этой цифре вселяли надежду добраться до места назначения.
Вскоре город остался позади, и мы понеслись мимо широких, залитых солнцем заливов с замерзшими камышами, поселков из примитивных летних домиков и узких песчаных пляжей. Мелькали городки скандинавского типа, и некоторые выглядели так, словно их только что покинули старые китобойные флотилии. Даже не верилось, что эти открытые морские пейзажи и сонные гавани граничат с шумным и беспокойным Нью-Йорком.
– Далеко вы едете? – спросил Джозеф.
– В Бостон, – ответила Алекса.
– Банкер-хилл! [41] – отчеканил Джозеф, словно отдавал боевой приказ. – Семнадцатое июня, 1775 год. Полковник Уильям Прескотт и его кучка повстанцев сдержали натиск английского войска, и все благодаря меткой стрельбе. Несколько храбрецов, почти без амуниции, но они знали, как обращаться с мушкетами, и англичанам доставалось по первое число каждый раз, когда они шли на штурм холма. До сих пор живы слова полковника: «Не стреляйте, пока не увидите белки их глаз».
41
Холм вблизи Бостона, где в июне 1775 года произошло сражение между американскими повстанцами и английской регулярной армией.
– Значит, если бы они были в солнцезащитных очках, вы бы проиграли? – спросил я. Мне оставалось лишь надеяться на то, что мой визит в город не обернется таким же фиаско.
– Хмм… – Джозеф снова раскрыл свой журнал и принялся изучать статью о том, как правильно потрошить лося.
3
Южный вокзал Бостона, просторный и ярко освещенный, не шел ни в какое сравнение с тусклым подземельем Пенсильванского вокзала. У книжного киоска в главном вестибюле, как и договаривались, стоял высокий блондин примерно моего возраста, но с более длинными и густыми бакенбардами и двухдневной щетиной на лице. Обычно таких парней выбирают для рекламы толстого трикотажа в каталогах. Это был мой бостонский агент, Майк.
– Пол, Алекса? Привет. – Майк пожал нам руки и широко улыбнулся. В улыбке, адресованной Алексе, было чуть больше радушия, чем досталось мне, да еще и с примесью удивления.
– Извини, мы опоздали, – сказал я.
– Нет проблем. Вы ведь европейцы, так что, наверное, не будете возражать против того, чтобы немного пройтись пешком? – сказал он. – Мы могли бы взять такси, но с этим Биг Дигом [42] придется не один час добираться до места.
– Биг Диг? – переспросила Алекса.
42
Big Dig («Большой котлован») – неофициальное название Большого бостонского тоннеля – восьмиполосной магистрали; самый дорогой проект в истории строительства США.
– Куда мы сейчас? – хотелось знать мне.
Майк взял багажную сумку Алексы и сначала ответил на ее вопрос.
– Биг Диг… да, вот уже лет десять, как минимум, в городе роют тоннель, чтобы избавить центр от пробок. Но инженеры оказались чересчур амбициозными, а фундаменты не слишком надежными, так что вот уже целое десятилетие мы вынуждены колесить по объездным дорогам. Кстати, сейчас самое время покупать акции строительной компании – работы у них еще на долгие годы. Особенно после пожара.
– Пожара? – переспросила Алекса.
– Да. – Мы как раз пересекали застойный мутный канал внутренней гавани, и Майк указал на мост вниз по течению, почерневший, в строительных лесах. – Ударило молнией. Там, кстати, был корабль-музей. У пристани, где когда-то произошло знаменитое Бостонское чаепитие. Вы ведь знаете эту историю?
– Нет, – призналась Алекса, удержавшись от того, чтобы добавить: «Просвети меня, ты такой классный».
– Ну тогда слушайте, – начал Майк. – В ночь на шестнадцатое декабря 1773 года бостонцы решили, что с них довольно, больше они не будут платить англичанам налог на индийский чай, и опрокинули в море груз с трех кораблей. Можно сказать, это стало той искрой, которая разожгла тлеющее пламя революции. – Его глаза, в свою очередь, сыпали искры в Алексу. Возможно, он позировал не только для каталогов трикотажа, но и для настенных календарей. – Один из кораблей, бриг «Бобер», оставили здесь на приколе, как напоминание о героизме местных жителей. Но теперь-то уж все сгорело. – Он по-мужски сдержал слезу.
– Выходит, и «Бобра» сразило молнией? Какая жалость. – Моя колкость заставила Майка поморщиться, но уже в следующее мгновение его улыбка вернулась на место, правда, процентное содержание в ней насмешки заметно возросло.
Он повел нас через грязь стройплощадок, мимо сверкающих, средней высоты, небоскребов. Улицы в Бостоне были короткие и расходились лучами, по-европейски.
– Так куда мы идем? – снова спросил я, когда дорога пошла под гору.
– Почти пришли, – заверил Майк Алексу.