Божественная охота
Шрифт:
Слежавшиеся сокровища, потревоженные живыми мертвецами, поехали под сапогами герцога со зловещим звонким шелестом, который наложился на скрип и треск костей звучным аккордом. По мнению Элегора, проклятая гора, пролежавшая в неподвижности долгие века, выбрала совсем неподходящий момент для передислокации. Теряя равновесие, бог заскользил прямо в гостеприимно распахнутые объятия нетерпеливо пощелкивающих уцелевшими зубами скелетов.
Гор поудобнее перехватил меч и попытался призвать Силу Звездного Тоннеля, чтобы направить ее в оружие для борьбы с нежитью – без толку, снова попробовал тот же трюк с силой Лоулендского Источника – и опять впустую. Размахнувшись, разозленный Элегор изо всей силы ткнул
Такая ситуация абсолютно не устроила герцога, биться с тем, чего нельзя победить, – занятие для мазохистов. Скрипнув зубами, он быстро огляделся в поисках врат, через которые пробрался в пещеру, но не увидел выхода. Окна ведь предназначались для Повелителя Межуровнья, пожелавшего наблюдать за мирами. Дракон Бездны совсем не собирался поощрять низменные вуайеристские наклонности людишек, позволяя им шпионить за ним. Бог оказался в ловушке.
– Белое Братство не утолило в полной мере вашей тоски по острым ощущениям, герцог? – скучающе поинтересовался Злат, созерцая метания Элегора и слаженно подбирающуюся все ближе к жертве команду скелетов. – Так признались бы сразу, вызвал бы для ваших забав десяток-другой демонов, не все же они у меня мебель двигают.
– А мне синие скелеты больше демонов нравятся, да и антураж неплох, – признался герцог, едва скрывая облегчение: хвала Творцу! Злат не бросил его в этой дыре, где не действовала никакая магия, а сила оружия ничего не могла поделать с живыми мертвецами. Удар Элегора, который наверняка сбил бы с ног обычного человека, едва ли заставил мертвяка даже пошатнуться. Сражаться с такими созданиями герцог пока не умел, но непременно собирался научиться.
Дракон Бездны пренебрежительно фыркнул, переместился к окну в сокровищницу, выставил вперед руки и, коротко дыхнув, слегка встряхнул кистями рук. Живописно колыхнулись тонкие золотые рукава длинной туники в разрезах верхнего ало-малахитового платья. К скелетам-агрессорам устремилась сплошная волна бездымного серого пламени. Элегор рефлекторно зажмурился, ожидая неимоверного жара, опаляющего кожу, но ощутил лишь прохладное дуновение и очень вовремя открыл глаза, чтобы увидеть, как серый огонь, касаясь призрачного синего света и костей, обращал их даже не в прах – в ничто. Герцог даже не успел по-хорошему испугаться, как остался в совершенном одиночестве среди груды богатств с зажатой в руке добычей. К вящему облегчению Элегора, окно в зал Межуровнья вновь возникло аккурат посреди пещеры в нескольких сантиметрах над полом.
Злат демонстративно зевнул, прикрыв ладонью рот, и, отряхивая тонкие пальцы, посоветовал:
– Если надумал что взять на память, шевелись, недосуг мне следить за твоими забавами.
Элегор пожал плечами, безо всякого интереса скользнул взглядом по неисчислимым богатствам и, дав хорошего пинка подвернувшемуся по пути тяжеленному венцу, способному, пожалуй, вызвать остеохондроз даже у короля Лимбера, без тени сожаления выскочил из окна. Злат недоуменно выгнул бровь: чего ради, как ненормальный, кидался к сокровищнице, если выбрался из нее с пустыми руками? Странное проявление божественной логики, хотя, вероятно, весьма типичное для герцога Лиенского, сумевшего выделиться своей сумасбродностью даже в Лоуленде – среди его принцев, которых никто не назвал бы осмотрительными и предсказуемыми.
– Считаешь меня идиотом? – довольно нервно ухмыльнулся герцог.
На лице промолчавшего Злата отразилось явственное согласие с предположением Элегора, а герцог скривил губы в жалкой усмешке и признал:
– А
– Прекрасный портрет принцессы Лоуленда, богини любви и логики, Советницы Хранителя Мира Узла. Не думал, что найдется художник, способный столь точно отразить не только совершенную красоту – многие, знаете ли, даже самые талантливые живописцы так увлекаются этим, что не замечают силы яркой души и холодного рассудка, не менее безупречного, чем красота. Да, воистину я вижу Элию и читаю надпись на портрете, обрамленном виньеткой из роз, игральных костей и шутовских колпаков. Там всего одно слово, и слово это… ДЖОКЕР, – поглаживая пальцами поверхность миниатюры, словно нарочно играя на натянутых нервах герцога Лиенского, задумчиво заключил Злат.
– Значит, – с толикой облегчения выдохнул Элегор, снова принимаясь ерошить волосы, как будто намеревался помассировать заодно и мозги, – если это галлюцинация, то одна на двоих, а если мы рехнулись, то оба разом.
– Галлюцинация – это еще куда ни шло, а сумасшествие маловероятно. Я такой роскоши лишен, – почти грустно улыбнулся Злат, повидавший на протяжении тысячелетий своей жизни в Бездне такое, от чего не только человек, но и бог мгновенно и необратимо лишился бы рассудка.
– Это абсурд, – упрямо тряхнул головой Элегор в сторону картинки в пальцах собеседника.
– О нет, – помолчав, словно он всерьез обдумывал высказывание бога, протянул Дракон Бездны, – все как раз более чем логично.
Злат никогда не стал бы Повелителем Межуровнья, носящим титул Владыки Иллюзий, Дракона Туманов, если бы не мог сдерживать, скрывать свои чувства и мысли, не выказывать внешне движения души в том случае, когда не желал делать их явными для окружающих. Только Элия каким-то образом всегда умудрялась увидеть его настоящего, даже если он всеми силами пытался что-то скрыть. А может быть, все дело в том, что она-то как раз не хитрила, а взяла и разом приняла в свое сердце Дракона Бездны таким, какой он есть, со всеми потрохами, потому не осталось между ними места притворству.
И вот теперь такая новость: Элия – Джокер. Злат задумался над вспыхнувшими в нем чувствами, анализировал их и разбирал на составляющие. Удивление – было, но легкое, неприятие – пожалуй, нет, ни на сотую долю процента, радость – быть может, облегчение – наверняка. Облегчение от осознания конца одиночества и страха, единственного истинного страха его одинокой души: утратить самое важное, истинно драгоценное сокровище, а вовсе не силу или порядком опостылевшую власть над царством Ужаса.
«Если Элия, как и Элегор, – Джокер, ее братья составляют Колоду, а я Ферзь, если замысел Творца не хрупкая головоломка (надо же, мне впервые хочется верить в такое всей душой), значит, мы связаны между собой навсегда», – размышлял Повелитель.
Несколько десятков лет назад сознание своей причастности к интригам Творца и навязанные отношения с богами Уровней породили бы в Злате лишь бешеную ярость, питаемую лютой ненавистью к мирам и их обитателям. Возможно, ненавистью, выросшей из зависти, скрываемой Повелителем даже от самого себя. Теперь же мужчина лишь слегка улыбнулся. В его мятущуюся душу пришел если не покой, то некое удовлетворение.
Все эти мысли сверкнули в сознании Злата яркой вспышкой, похожей на озарение, губы снова раздвинулись, на сей раз уже в более привычной знакомым с Повелителем Путей и Перекрестков снисходительной усмешке.