Божественный яд
Шрифт:
Филимон повесил газовый фонарь на специально вбитый гвоздь и выбрал русские сапоги, поддевку, помятую серую фуражку и черную куртку на ватной подкладке.
В угловой комнатке, отгороженной от общего коридора тонкой перегородкой, которую он гордо называл «кабинетом», Курочкин переоделся в тряпье и, сев перед маленьким зеркальцем, ловко наклеил фальшивую бородку. Отойдя на шаг и оглядев свой маскарад, Филимон остался доволен.
Он начал обход с трактира Арсентьева на Кронверкском, заказав у полового чайную пару и шкалик. За теплой беседой под чаек и водочку можно
Филимон оглядел зал и быстро заприметил субъекта, отчаянно желавшего выпить. Он налил себе рюмку и подмигнул. Этого оказалось достаточно.
Разговор завязался быстро. Мужичок оказался местным завсегдатаем и, в свободное от трактира время подрабатывая мелкими услугами в ближайшем доме, знал все и про всех. Он рассказал филеру, что хозяин трактира жулик, что в «каток» он ставит протухшие закуски, что половые воруют от хозяина чаевые, что тетка Анфиса снюхалась со слесарем Перовым и теперь бегает к нему, почитай, каждый день.
Филимон подливал собеседнику водочки, а сам пил только чай, держа свою рюмку наполненной. Когда мужичок объяснился Курочкину в вечной дружбе, филер осторожно спросил: а не было ли сегодня компании, которая лихо гуляла с утра? Знаток трактира дал честное слово, что никаких больших пьянок сегодня не было. Курочкин посидел для приличия еще четверть часа и ушел, оставив труженика рюмки в обществе шкалика.
То же самое повторилось и в трактире Москалева на Большой Зеленина. Курочкин без всякого результата выпил второй чайник чаю.
Затем он направился в трактир Чванова в начале Малого проспекта и выпил там еще чаю. Потом заглянул в «Волгу» на Большом проспекте и влил в себя следующий чайник. Кое-как дойдя до «Луги», в конце Малого проспекта, Филимон заставил себя осушить новый чайник. Без этого разговор бы не пошел. Но везде повторялось одно и то же. Словоохотливые завсегдатаи с удовольствием пили водку Курочкина, выкладывая ему всю душу. Но никто не видел подозрительной компании, которая гуляла и спускала вещи.
Обойдя еще пять или шесть заведений Петербургской стороны, Филимон ничего не узнал, но напился чаю так, что вынужден был зайти в глухой двор.
Сегодня с утра Курочкин упивался ненавистным чаем в заведениях Васильевского острова.
В очередной раз опустошив мочевой пузырь в дворовом «ретираднике», Филимон пошел в трактир Степанова. Он выбрал свободный столик и с тяжелым сердцем опустился на табуретку.
Трактир Степанова был довольно пристойным местом. Чистые половые, недавно отскобленный пол, тренькает механический «оркестрик». И дух здесь стоял добрый — не кислятины, смешанной с перегаром, а какой-то домашний, как в деревенской избе.
Курочкин оглянулся и сразу увидел в дальнем углу трактира четверых мужиков, сидевших за столом, плотно заставленным объедками блюд, чайниками и пустыми графинчиками. Судя по лицам, пили они давно и сурово. Самый младший, не привыкший к таким кутежам, повалился лицом прямо в селедку.
— А скажи-ка, любезный, что за люди там гуляют? — осторожно спросил филер подбежавшего полового.
— Да вологодские, артель ледорубная, — ответил парень.
— И
— Дак, со вчерашнего дня. И на Рождество у нас такую кучу денег спустили, что страшно! А вчера приходят — опять пачка. Хоть и мокрая.
— Это как же?
— Да деньги мокрые! — объяснил непонятливому гостю половой. — Расплачивались, а бумажки все сырые! Но на чай — не жалеют! Чудные! А вам-то чего принести?
Курочкин механически попросил чаю.
Мужик, который в компании казался главным, развалился на лавке. Он полез в карман штанов и потащил цепочку, видимо в который раз любуясь золотыми часами.
Не дожидаясь чая, Курочкин выскочил на улицу, отбежал на угол и, выхватив свисток, дал сигнал тревоги «двойным» свистом. На вызов немедленно прибежали трое городовых. Они с удивлением вытаращились на доходягу-рабочего, но Курочкин быстро объяснил, в чем дело.
Первым в трактир ворвался сам филер. Следом за ним, гремя шашками, топали постовые.
— Всем сидеть смирно! Полиция! — яростно заорал Курочкин. Он схватил за руку ближнего мужика и заломил, как учили. Мужик взвыл, и филер тут же защелкнул наручники.
Пока один из городовых тащил за шкирку мальчишку, который хлопал осоловелыми глазами, двое других вдали по ребрам здоровенному детине, попытавшемуся вырваться. Последний из мужиков пьяно засмеялся и поднял руки.
Городовые толчками погнали пьяную компанию к выходу.
Филимон заглянул под стол. Он сразу увидел то, ради чего принял такие чайные муки. На полу, скрученные в клубок, лежали мужской костюм и шуба бобрового меха.
Герасимов в который раз посмотрел на часы. Агент опаздывает уже на час! Такого Озирис никогда себе не позволял. Смутная тревога, не покидавшая полковника с момента последней встречи, усиливалась. Герасимов спрятал часы в кармашек жилетки, встал, походил по комнате и снова сел.
Еще через полчаса бесполезного ожидания Александр Васильевич пребывал в состоянии полной растерянности. То, что опытный и заслуживающий доверия осведомитель не пришел на условленную встречу, означало только одно: Озирис играл с полковником в двойную игру. И вот теперь исчез. И что самое скверное, исчез, видимо, с загадочным изобретением сумасшедшего профессора.
Ко всему прочему в городе складывалась тревожная ситуация. С утра бастовали уже Семянниковский, Патронный и Франко-Русский заводы. Стачка, начавшаяся вчера на Путиловском заводе по полной ерунде из-за увольнения пьяницы рабочего, начинала разрастаться как пожар. Полковник считал, что ситуация находится под контролем, пока рабочих возглавляет поп Гапон, человек, который имеет непосредственное отношение к «охранке». Но рядом с ним есть люди, которые могут отодвинуть Гапона от руководства. Они ждут момента, чтобы поднять рабочих на бунт. Именно этих людей следует изолировать как можно скорее. А в случае чего — взять и самого Гапона. Но действовать полковнику мешали. Никто не хотел, чтобы лавры победителя революции достались провинциальному выскочке.