Божьим промыслом. Стремена и шпоры
Шрифт:
— Я привёз лучших врачей Ребенрее. Доктора Тотлебена вы знаете, а это доктор Рихарт.
— С вашего позволения, мы осмотрим вас, господин генерал, — с поклоном произнёс Тотлебен.
— Быстро вы, — только и смог ответить министру Волков, когда Гюнтер стал помогать ему снять рубашку.
— Очень много дел, — пояснил фон Виттернауф. — В город съехались сеньоры, у всех много вопросов, всем нужны ответы. Так что я к вам ненадолго.
Волков встал к окну и поднял руку, чтобы врачи могли осмотреть рану.
—
— Мне донесения из Фёренбурга приходили едва ли не каждый день, — отвечал ему министр. — Я знаю, что происходит в городе. Не пойму только, как вам сие удалось совершить! Очень хочу знать, но не сегодня. Господа, — он обратился к врачам. — Что со здоровьем нашего драгоценного генерала?
— Вам пробили бок алебардой? — тихо поинтересовался Рихарт.
— Хуже. Это был арбалетный болт, — отвечал генерал.
— Да… — врач, кажется, был доволен раной. — Он идёт на поправку, хоть рана была и весьма тяжела, — ответил Тотлебен министру, и тут же спросил: — А почему же вам не зашили вход и выход раны?
— Врач в Фёренбурге хотел… Но мой врач не советует мне сразу зашивать рану, коли она глубока, — отвечал Волков. — Он говорит, что из раны поначалу нужно выпустить плохие жидкости.
— Какая интересная мысль! — произнёс доктор Рихарт.
— Глупость какая! — тут же опроверг коллегу доктор Тотлебен. И добавил: — Врач, лечивший вас, мало уделял вам внимания. Он делал вам утягивающие повязки?
— Вообще-то их делали мои оруженосцы и слуги.
— Это заметно, — произнёс Рихтер. — У вас дурно срослись рёбра.
— Но это не скажется на силах генерала? — уточнил министр.
— Нет, нет, — отвечал Тотлебен. — Бог миловал генерала, рана была тяжела, но худшее уже позади. Разве что скажется эта рана на езде верхом, да и то я в этом не уверен. Теперь же зашивать рану нет нужды, а вот обезболивающая мазь и жёсткая повязка всё ещё необходимы. Сейчас мы всё сделаем.
— Прошу вас господа, отнестись к этому человеку со всем тщанием, — настоял фон Виттернауф. — Придите к нему ещё и завтра.
— Обязательно, обязательно, — обещали доктора.
А когда они, сделав дело, ушли, министр произнёс, поднимаясь со стула:
— У его высочества, да и у меня, много вопросов к вам, друг мой, мы будем рады услышать на них ответы, но это когда вы будете готовы говорить. А пока…, — он стал ещё раз оглядывать комнату, даже на потолок поглядел зачем-то, видно, задумался. — Хотел вам предложить пожить у меня в доме, но подумал… Завтра утром будьте тут, — он ещё о чём-то размышлял и добавил: — И не вылазьте из кровати. Ждите меня. Я приду, как только начнёт светать.
Сказал и ушёл. А генерал остался в своей комнатушке размышлять о словах министра. Фон Виттернауф всегда был таким, вечно что-то задумывал, вечно ничего толком не объяснял.
Трактирщик едва не остолбенел, а его немытые лакеи-разносчики, с их засаленными волосами и грязными фартуками, так те едва не поумирали, когда увидели, кто въезжает в ворота их постоялого двора. Волков, услыхав шум, подошёл к окну. Да, на месте этих простолюдинов он и сам бы остолбенел, ведь во двор въехала карета с гербом Его Высочества, из которой вышел сам герцог, а за ним граф Вильбург, министр фон Виттернауф, а из следующей кареты выходил бургомистр и другие важные господа, а ещё были и господа верхом. Прекрасный выезд Его Высочества.
Волков прошёл к своей кровати и улёгся под перину. И сразу же услыхал топот важных ног на лестнице. Дверь отворилась, и перепуганный не меньше простолюдинов Хенрик почти шёпотом спросил у генерала:
— Господин генерал! К вам Его Высочество герцог Ребенрее. Изволите принять?
— Хенрик! — Волков скорчил недовольную мину: Хенрик, не будьте болваном.
Оруженосец исчез, и тут же в дверях появилась высокая фигура герцога, а за ним стали входить и все остальные прибывшие, и среди них был его старинный неприятель граф Вильбург. Теперь же он, как и все остальные важные гости, улыбался.
— Не вставайте, не вставайте, друг мой, — распорядился курфюрст, видя, что Волков хочет подняться. — Я знаю, что рана ваша весьма тяжела, так что лежите.
Он подошёл к кровати генерала, и ему тут же поставили рядом с ней стул. Герцог уселся и даже снял шляпу, в знак большого расположения к раненому. Он улыбался.
— Виттернауф рассказывал мне, как нелегко далось вам дело. Но наши осведомители писали о вас лишь в восхищённых тонах. Барон уверяет, что в Фёренбурге вы совершили чудо.
— Господин фон Виттернауф преувеличивает мои заслуги, — скромно заметил Волков.
— Барон очень редко преувеличивает чьи-то заслуги, кроме своих, — заметил курфюрст и улыбнулся, и все присутствующие засмеялись этой его шутке. Особенно задорно хохотнул фон Готт, стоявший у окна. Герцог даже обернулся на него. А потом спросил у генерала:
— Как вы считаете, друг мой, следует ли цу Коппенхаузену продолжать собирать армию или опасность миновала?
— Я не могу ответить на этот вопрос, Ваше Высочество, — отвечал ему генерал. — Но могу сказать с уверенностью, что теперь в городе Фёренбурге людей, готовых открыть ван дер Пильсу ворота, осталось очень немного.