Божок на бис
Шрифт:
Бати не стало так быстро – вышел с Мосси через двор, сел в машину и не вернулся. Чистый несчастный случай, все так говорили. Лопнула покрышка, машину развернуло, и парапет у моста не выдержал. Был – да сплыл. Я всегда представлял, как мы будем с ним бок о бок исцелять людей, как он мне все объясняет, может, я б его возил, когда состарится. А дальше взял бы дело в свои руки. Целого такого будущего тоже не стало.
Через четыре месяца после того Мосси исчезает бесследно – как раз когда нам бы чуток его безумия не повредил. Сказал Матери, что не может жить в доме с муками совести. Когда кто-то уходит вот так, на ровном месте,
Излечение пацана
Жужжит телефон. Скок: Все путем? Отвечаю: ага потом поговорим. Видать, уснул, потому что дальше прихожу в себя, когда прилетает сообщение от Матери: ужин в духовке глянь берни лишай 6.
Который час-то? 5:45. Ё-моё. Джун и пацан, к шести. Надо привести себя в порядок. Сдираю с себя футболку, натягиваю чистую. Снимаю обратно и надеваю рубашку с коротким рукавом. Блин. Придется и треники снять, раз я в рубашке. Стук в дверь доносится, аккурат когда я без штанов. В тубзик хочу сил нет. Замечаю стопку чистого белья – вот спасибо, Матерь, – хватаю свежую футболку, натягиваю обратно треники.
Ополаскиваю руки и тут слышу еще один стук. Уму непостижимо, я забыл, что Джун уже пришла. Или не Джун. Может, хиппушка.
Открываю, стоит пацан. Рядом Джун.
– Вид у вас удивленный, – говорит.
– Занят был кой-чем, – говорю.
Она одуреть какая чумовая. Пацан тащит на себя цветок из Материной шпалеры, которая возле двери.
– Хочешь ей цветочек подарить? – И ухмыляется такой.
– Конор, не трогай, – говорит она.
Проходят в дом, а я пытаюсь сосредоточиться, но я никакущий, ни отнять, ни прибавить.
– Босой, – говорит пацан.
– Ага, переобувался. Недавно с работы.
– Приятно, – говорит Джун.
– Что?
– Сбросить обувь после долгого дня.
Пацан сгибается пополам, я на него зыркаю.
– Было дело, я бегал, – говорю. – Босяком… в смысле, босым. – Разворачиваюсь, потому что чувствую, как у меня краснеет шея. – Пойду возьму тряпицу. Заходите в гостиную.
Ухожу в кухню, вынимаю из коробки тряпицу. Возвращаюсь и вижу, что с полки над телевизором пацан берет медаль.
– Это что? – спрашивает.
Джун встает, откладывает телефон.
– Конор, трогать чужие вещи нехорошо. Тебе же не нравится, когда Пи-Джей лезет в твои карточки.
– Не беда, – говорю.
Она отбирает у пацана медаль, кладет на место.
– Тут их много. Вы, наверное, будь здоров какой бегун.
– Они в основном брата моего Берни. Но некоторые мои. Если считать эстафетные, может, и немало наберется.
Пацан выставляет ногу, не успеваю я спросить, как дела.
– Смотрите, мистер, почти прошло.
На коже теперь лишь бледная красноватая тень-кружок. Красота.
– Завязали тому бесу хвост узлом, – говорю, а сам пацану подмигиваю.
Берусь возиться с его ногой, а у самого тем временем башка изнутри плавится от того, как разговор о ногах развернулся. Ну то есть я правда бегал, но большую часть тех медалей получил не я. Может, два процента и мои, то есть вранье, значит, на девяносто восемь процентов, выходит? Хоть я и помогал Берни тренироваться, ездил рядом с ним на велике вдоль Барроу [31] . Может, сколько-то процентов от тех медалей оно и составляет. Я был в запасе эстафетной команды и участвовал в паре забегов. Если так, получается, что соврал я процентов на шестьдесят-семьдесят. Скажи я сейчас правду, она бы какая вышла?
31
Тропа Барроу (ирл. Sli na Bearu) – протяженная пешая тропа длиной около 100 км, пролегающая вдоль реки Барроу и ответвления Гранд-канала по графствам Килдэр, Карлоу, Килкенни и Лиишь.
Джун сидит на диване, волосы у нее сегодня уложены по-другому, стянуты назад, но все равно не туго.
– У вас, похоже, и впрямь есть дар. Буду иметь вас в виду, – говорит. – Вечно то сыпь, то чесотка. И со вшами все время воюем. Если б вы и их умели убирать, озолотились бы.
Господи. Не стыдливая она, это уж точно. Большинство людей ни в жисть не признается, что у их детей чесотка. Или вши. А ей хоть бы что.
– У вас сколько?
– Что, простите? – говорит, опять отвлекшись на телефон. – Сейчас пять.
Сейчас? Чувствую, как у меня на лбу собирается пот. Жуть как жарко уже; когда последний раз дождь был вообще – вот чтоб лил?
– Вы в порядке? – спрашивает.
– Ага, шикарно. Лето, похоже, вполне приличное вырисовывается, а?
Ей так неловко за меня, что я с ней о погоде, что она уходит в другой угол комнаты осмотреть Материну коллекцию. Мы ее едва замечаем, но там есть на что поглядеть – целую стену занимает. Матерь коллекционирует всевозможное барахло, у нее сотни разных хреней навалены на полки. Собирает она повсюду, много чего поступает от Мурта. И тут Джун кладет руку на эту фиготень. Матерь клянется, это столетней давности выпрямитель для волос, но Берни утверждает, что у этой приблуды назначение куда менее гигиеничное. Надеюсь, Джун меня про нее не спросит. Берет старую стеклянную бутылку из-под молока, возвращает в точности на место.
– Поразительно, – говорит Джун.
– Она ее начала много лет назад. Теперь не остановить.
– Покупает в интернете?
– Нет, она не покупает ничего.
У Материного коллекционирования целая куча правил, понятных только ей одной. Например, на эти полки она ничего не покупает. Вещь должна так или иначе прийти к ней сама. Но даже если купить ей что-то в подарок, она еще подумает, ставить это на полочку или нет. И пусть это даже очень дорогая вещь, дело не в цене. Пригодились все открытки, полученные от Мосси после того, как он уехал. Последнее ее любимое – обкатанные осколки стекла с какого-то пляжа в Австралии, присланные Ларом.
– А где она такие полки взяла?
– Я ей сделал. Я работаю на лесопилке. На заказ работаем кое-что. Ну, я обычно нет, но… умею.
Как мебель это не на всякий вкус, но зато я это обустроил точно так, как Матери надо было. Кое-какие мелкие детали, чтоб понарядней. То-то она удивилась, когда в тот день спустилась в гостиную.
– Это ей на день рождения в прошлом году.
– Какой-то значимый?
– Угу. И она чуток грустила. Берни, брат мой, он всех наших попросил участвовать.