Брадобрей для Старика Хоттабыча

Луганцева Татьяна

– Так я и есть артист! – бархатно рассмеялся Головко.

– Знаю я вас, гастролёров…

Яна вступилась за Ивана Демидовича, пояснив следователю, кто он и кем для нее является.

– О’кей. Всё равно сомнительная компания. Продолжай, Яна.

– Мы с Карлом посетили Санкт-Петербург… Ты же знаешь, Питер – мой любимый город, с ним связано столько воспоминаний. В культурный центр как раз приехала наша труппа из ТЮЗа с постановкой по русским народным сказкам. Я обрадовалась, давно их не видела и вот выбралась к ним на встречу. Ивана Демидовича в очередной

раз отстранили от спектакля за употребление алкоголя.

– Как торжественно сказано! Какого там алкоголя? Выпил пятьдесят граммов в свой-то день рождения! – возмутился Иван Демидович.

– Я сколько тебя знаю, у тебя каждую неделю день рождения! – воскликнула Яна.

Следователь перевёл взгляд с Яны на Ивана Демидовича:

– Так когда у вас день рождения, гражданин Головко?

Иван Демидович гордо держал мхатовскую паузу.

– Я могу и в паспорте посмотреть. Так когда? – настаивал следователь.

– Не знаю я, – вздохнул Иван Демидович. – И паспорт мой вам не поможет. Там указана дата, когда меня младенцем нашли на улице, в корзинке, аккуратно завёрнутого в красивое кружевное белье. Я детдомовский, и когда родился никто не знает.

Яна впервые услышала это от старого артиста.

– Вы… ты детдомовский? Я не знала.

– А зачем тебе это знать? К чему?

– И это позволяет вам употреблять спиртное каждый день? – уточнил Ольшанский.

– Точно! Ведь каждый день может оказаться днём рождения, – согласился Иван Демидович.

– Только слаще он не будет, – ответил следователь.

– А вдруг? – вздохнул артист.

– Так вот… – продолжила Яна. – Я встретила Ивана Демидовича в жутком депрессивном состоянии и решила его поддержать.

– Это у него депрессивное состояние? – удивился следователь. – Что же бывает, когда он бодр и весел?

– Не надо говорить обо мне в третьем лице. Лучше не знать меня, когда я бодр и весел. Всё равно не поймёте. Не умеете вы жить и веселиться одновременно.

– Ладно, Яна, продолжай. Ты нашла этого господина в депрессивном состоянии и решила его развеселить, так? Поэтому вы купили шампанское, цветы, шарики и поехали не куда-нибудь, а на кладбище? Я где-то разминулся с логикой? Помогите мне, ребята, – попросил Пётр Иванович.

– Это я виноват, – вызвался Иван Демидович. – Я как раз видел, что Яна хандрит, хоть она и с князем, хоть она и живёт в замке. Просто не узнать. Словно узница замка Иф предстала предо мной, если подумать, что в темницу засадили женщину, а не мужчину. Ну, я и продолжил свой день рождения, а Янка составила мне компанию. Мы купили закусочку, шампанского, воздушные шарики – это уже была инициатива самой Яны, – и отправились на природу. Хотели, знаете ли, развеяться, подышать свежим воздухом.

– На погосте? – уточнил следователь.

– Так получилось, – смутился Иван Демидович. – Я растрогался, даже всплакнул, вспомнил про женщину, что у меня была в Питере, по тем временам – Ленинграде. Эх, какая пора была, и какая женщина! Умерла, то есть погибла скоропостижно. Вот и решил ее навестить, – пояснил

Иван Демидович. – Ну а дальше? Дальше можете считать меня подонком, как всегда. Я понял, что женщин в Ленинграде у меня была уйма, как и в любом другом городе. Каждые гастроли, а их было много – одна женщина, а то и не одна… Я сообразил, что не помню, какое конкретно кладбище, где могила. Но запал-то уже пошёл. Выпить и закусить уже надо было. А чем кладбище, куда мы приехали, не место? Стоило только найти хороший столик и скамейку. Тихо, спокойно и уютно.

– Ага! И украсить ограду шариками? – возмутился следователь.

– А что? В руке их всё время держать? Купили же уже, – с достоинством объяснил заслуженный артист. – Привязали к оградке шарики, сели. Никого не трогали. Да, у могилки! Но мы даже не знали, у чьей.

– А тут родственники? – продолжил за него Пётр Иванович, словно подбадривая рассказчика.

– Да! Два бугая и баба, извините, женщина – безутешная вдова. Скажу вам прямо – от увиденного они просто остолбенели, рты открыли. «А что вы тут делаете?» – произнёс он чужим голосом, пародируя пришедших.

– Не так было! – встряла Яна. – Они спросили: «Что вы делаете на нашей могиле?» На что Иван Демидович…

– Да просто Ваня, – махнул рукой артист.

– Ваня сказал, что нам, в принципе, плевать на их могилу, что на ней сухо и прибрано, и хороший столик со скамейкой, и что мы тут празднуем день рождения.

– Понятно. Значит, говорите, плевать? Славно… Ну, а дальше что? – ухмыльнулся Пётр Иванович.

– А чего это вам понятно? – встал в позу Иван Демидович. – Они набросились на нас, отметелили. Яну-то за что? Это я ее туда притащил. Она – хрупкая женщина.

– Ну, набросились они на Головко, как на более сильное и главное звено нашей бандитской ячейки, я потом сама вступила в бой. А как я могла не вступить? Они бы его прибили. А мы все-таки вместе пришли. Сама тоже получила, – пригорюнилась Яна.

– Да! И вот я хочу спросить: а что, собственно говоря, мы здесь делаем?! – трагически возвысил голос Иван Демидович. – Мы первые не нападали, никого не трогали. Нас избили, нас же еще и за решётку?

– Вам шьют осквернение мест захоронения, за это, между прочим, установлена уголовная ответственность.

– Какая уголовная ответственность?! – еще больше возмутился Иван Демидович, и его голос напомнил рык медведя в клетке, то есть в этой квадратной комнате без окон. – Что мы сделали? Покажите мне фотографии вскрытой могилы, сломанного столика, испачканного памятника и повреждённой ограды!

– Хорошо, – спокойно ответил следователь и достал из папки фотографии. – Вот вскрытая могила, испачканный памятник, сломанный столик… Эй, ребята, что с вашими лицами?

– Жесть, – протянула Яна. – Мы этого не делали. Клянусь тебе, Пётр. Мы тихо-мирно сидели на скамеечке. Пили-закусывали. Над нами спокойненько покачивались воздушные шарики. Умиротворяющая картина, поверь мне. А нас за это взашей… О каких сокрушительных изменениях и повреждениях идёт речь?