Брак по-австрийски
Шрифт:
– Здравствуйте. Спасибо, что приехали.
А потом разрыдалась.
Девушка отвела меня на кухню, а Петер ушел в спальню с мужчиной. Там они о чем-то долго разговаривали, параллельно щелкая вспышкой фотоаппарата. Я поняла, что они снимают побои. Все было очень серьезно.
Глотая слезы и проклиная себя за такую несдержанность, я поведала девушке о своей жизни. О психологическом прессинге и обещаниях вышвырнуть меня на улицу, об издевательствах над собакой,
Вернулись Петер и второй полицейский. У моего мужа был торжествующий вид. Увидев его, я совсем сникла.
Полицейские отошли в сторону и принялись негромко переговариваться. Мы с Петером сидели за столом и старались друг на друга не смотреть. Мне хотелось придушить его, и только присутствие третьих лиц сдерживало меня.
Наконец полицейские вернулись к нам.
– Мария, вы знаете про закон о домашнем насилии? – спросили они.
– Нет, – покачала головой я.
– Сейчас мы должны решить, кто из вас агрессор. Ему придется покинуть дом на четырнадцать суток.
Это была шутка? Принудительное выселение сроком на две недели? Вот так, простым решением, без суда и следствия?
И, прежде чем они сообщили о своем решении, я уже знала, кто должен будет уйти.
– Очевидно, здесь речь идет о двустороннем насилии. Я вижу, что Мария в плачевном состоянии. Имеет место эмоциональный прессинг, – сказал полицейский.
Петер, который уже потирал руки в предвкушении, после этих слов аж вскинулся:
– Да не важно это, не важно!
– Как раз важно, – парировал полицейский.
– Да вы на меня посмотрите, – Петер продемонстрировал нам крохотную ранку от ножниц. – Она напала на меня! Она ненормальная.
– Мария, это правда? – спросил у меня полицейский.
Отрицать очевидное не было смысла – ранка была совсем свежей.
– Да, я его поцарапала, но не специально. Это несчастный случай.
Полицейские переглянулись.
– Мария, у вашего мужа порезы и расцарапана спина. Кроме того, это его дом. Так что уйти придется вам.
Я помолчала, обдумывая этот ужасный вердикт.
– Может, получится найти какой-то другой выход, – мое горло мгновенно пересохло, а конечности онемели.
– К сожалению, это закон.
– Но мне некуда идти… – сказала я.
– Ничем не можем помочь, – парировали полицейские. – Пожалуйста, собирайтесь.
Сама не своя, на ватных ногах я проследовала в спальню и совершенно машинально запихала вещи в сумку, из которой я их всего несколько часов назад доставала. Я плохо соображала. Я брала первую попавшуюся одежду, даже не глядя, подходит ли она по сезону. В голове и в душе воцарился хаос. Мне не хватало воздуха. Голову словно зажали в тиски.
На пороге гардеробной возник Петер. Он самодовольно усмехался.
– Я тебя предупреждал! – сказал он.
Совершенно инстинктивно я бросилась вперед, но, прежде чем мои руки коснулись его, он заорал:
– Нет, не трогай меня!
И побежал обратно к полицейским.
– Она кинулась на меня, – услышала я его голос.
И снова вспышка камеры.
В общем, что бы я ни делала, мне все равно приписывали вину. Волоча за собой сумку, я поднялась в кухню. Петер стоял и притворно потирал руку, на которой красовались отпечатки ногтей. Не моих, но другие об этом не знали.
Полицейский укоризненно покачал головой:
– Это было совсем не хорошо.
– Но я ничего не делала…
– Видите, она совсем не контролирует свои действия! – взвизгнул Петер, прячась за девушку.
– А как насчет моих ран? – спросила я.
– Каких?
– Этих, – я показала царапины на руке.
– Вы вполне могли пораниться, когда били мужа, – сказал полицейский.
Это было так нечестно! У меня по щеке побежала слеза.
– А синяки?
– Мы не видим никаких синяков.
Я вытерла слезу, но на ее месте тотчас появилась другая.
– Они проявятся завтра.
– Мы не можем ждать до завтра. Нам пора, – сказал полицейский. – Идемте.
– А собака?
– Сейчас на это нет времени.
– Но я не могу его тут оставить!
– Все дополнительные вопросы будете решать через адвоката, если ваш муж подаст на развод.
– Конечно, подам, – заверил их Петер. – После всего, что случилось, другого варианта нет.
Я медленно поднялась и, прижимая сумку к груди, направилась в сопровождении полиции к выходу.
Итак, когда мне казалось, будто выхода нет, я была права. Но трудно было предположить, что все окажется настолько плохо. Со мной произошло нечто совершенно ужасное… нечто отвратительное…
Пока меня вели на улицу, я еще не совсем понимала, что именно.
И поняла только намного позже.
Но, как говорится, это уже совсем другая история…
Апрель – июль 2014
Россия – Франция – Австрия