Брак
Шрифт:
– Пожалуй, да. Я нашел бы другую квартиру и сам подыскал бы книжные шкафы. – Только тут Тим понял, что говорит правду: купленная квартира стала ему ненавистна.
Анна-Софи изумленно уставилась на него:
– Позволь, Тим, но ведь она тебе так нравилась! Это мне не хотелось жить на втором этаже!
С несвойственным ему тактом, будто почувствовав, что беседа принимает неприятный оборот, Крей вдруг разговорился. На него временами накатывали вспышки веселья, как на человека, живущего на необитаемом острове, и теперь он пребывал именно в таком шутливом настроении. Ему нравились беседы, которые для большинства людей обычно прекращаются после окончания колледжа, –
– Что толку, если вы узнаете, что ненавидите родного отца или что вы голубой? – Странный пример, мелькнуло в голове у Тима. – В вашей власти поступать так, как вы считаете нужным.
Очень может быть.
Но Тиму пришлась по душе возможность непринужденно побеседовать об искусстве. Кино – искусство визуальных образов. Слова не занимают в нем хоть сколь-либо значительного места; самый важный образ современного мира – взрыв, а во времена Ренессанса таким образом были треугольник (Тим так и не понял почему) и гаррота. Поскольку мир возник в результате сцепления частиц вещества, то он и исчезнет, когда начнется обратный процесс. Тим спросил, неизбежен ли такой конец, как в апокалиптических пророчествах Иоанна Богослова. Ответа он не получил.
Когда Крей начал разглагольствовать об искусстве и Апокалипсисе, Клара извинилась и зачем-то ушла на кухню, а Анна-Софи, которая встревожилась, услышав об отношении Тима к их новой квартире, ушла в сад, блуждая взглядом по грядкам, спрятанным от посторонних глаз за домом.
Сегодня она читала повесть, которая начиналась так заманчиво – о послевоенных годах и бедной голодной француженке, которой посчастливилось встретиться с богатым американцем. Тот повел ее обедать в ресторан. И как раз когда девушка уже гадала, придется ли ей переспать с ним или с кем-нибудь из его друзей, Анну-Софи постигло разочарование: история девушки вдруг сменилась повествованием о каком-то Джейке, который ничуть не походил на Тима, и подлой англичанке леди Бретт. Анна-Софи давно потеряла интерес к этим персонажам, но продолжала лениво читать, стараясь не думать о том, что сказал Тим. А на обложке этой дурацкой книги было напечатано, что ее изучение входит в программу всех американских колледжей. Подумать только!
Они услышали вопль.
Вскочив, они обежали вокруг дома. Тим несся первым. Ошеломленная Анна-Софи сидела на железном садовом стуле; какой-то незнакомец склонился над ее окровавленной рукой. Отдуваясь, Тим схватил его за воротник и отбросил в сторону, к нескрываемому удивлению самого незнакомца. По недоуменному выражению его лица и второму крику Анны-Софи Тим понял, что слишком поспешил. Рука Анны-Софи лежала неподвижно, кровь пропитывала ее белую блузку упругими толчками в такт биению сердца. Тим растерялся; он обнял бы невесту, если бы не боялся причинить ей боль. Все вдруг закричали и потрясенно уставились на Анну-Софи, не зная, чем ей помочь. Несколько возгласов раздались почти одновременно:
– В чем дело?
– Тим!
– Он укусил ее! – выкрикнул незнакомец. – Собака укусила ее!
– О, mon Dieu!
Крей появился из-за угла дома, за ним ковыляла Делия. Анна-Софи вдруг начала всхлипывать. Незнакомец достал носовой платок (причудливая подробность!) и предложил перевязать ей руку.
– Габриель! – воскликнула Делия, увидев человека, которого отшвырнул Тим. Габриель Биллер наконец-то приехал!
Тим чертыхнулся. На руке Анны-Софи виднелись отметины собачьих зубов, но раны были неглубокими.
– Чертовы собаки! – беспомощно выпалил он, обращаясь к Крею, не в силах отвести взгляд от красного пятна на рукаве невесты. Но ее укусил не один из ротвейлеров, а домашний любимец Крея, рыжий добродушный лабрадор Фредди, который теперь стоял у живой изгороди, оскалив зубы.
– Фредди, сидеть! – приказал Крей, разглядывая руку Анны-Софи. Запоздалая попытка вмешаться. – Ему сделаны прививки от бешенства.
Анна-Софи продолжала всхлипывать, но скорее от потрясения, чем от боли. В том, что пес напал на нее, ей виделось что-то оскорбительное – ведь она всегда прекрасно ладила с животными!
– Извините, – произнес Тим, обращаясь к незнакомцу, который отряхивал брюки. Делия радостно льнула к нему. – Надо наложить швы. – И он помог Анне-Софи подняться. Она уже успела принять привычный беззаботный вид наездницы, которой не привыкать падать с лошади. Габриелю Анна-Софи послала очаровательную, смелую улыбку.
– Месье с моего склада! – воскликнула она. – А ведь мы знакомы! Вот уж не думала, что мы снова увидимся, да еще при таких обстоятельствах!
Ее повели в дом. Крей отказывался верить, что Фредди способен укусить человека. Но Анна-Софи заверила его, что ее укусил именно Фредди, и попросила простить несчастное животное, которое плелось за ними, всем видом выражая намерение выпрашивать прощение целый день.
– Наверное, он решил проявить свою собачью доблесть – он заревновал к другим собакам, профессиональным охранникам, – с веселой улыбкой предположила Анна-Софи. Чем хуже обстоит дело, тем старательнее улыбаются французы, думал Тим.
Сеньора Альварес принесла чистое полотенце. Клара не находила себе места, твердя как заведенная: «Он никогда, никогда не делал ничего подобного!» Габриель прошел в кухню вместе с остальными, но остановился в дверях. Анна-Софи снова одарила его улыбкой. Габриель тоже улыбался, будто удивляясь тому, как тесен и полон сюрпризов мир. «Так вот она, эта сучка!» – Он покачал головой, словно для того, чтобы все кусочки мозаики встали на свои места. Та блондинка с сигаретой, которая выдала его полицейским!
Делия подхватила рюкзак Габриеля (не лежал ли в нем еще недавно «Апокалипсис Дриада»?) и прижала его к себе, как первенца, не спуская глаз с небритого красавца с безумными глазами. Наконец-то он нашелся!
Кто-то предложил вызвать «скорую помощь», но Крей настоял на том, чтобы отвезти Анну-Софи в больницу. До ближайшей, в Марн-Гарш-ла-Тур, было всего пятнадцать минут езды. Анну-Софи усадили на заднее сиденье «лэндровера», Тим устроился рядом, а Эстелла и Крей впереди. В больнице рану промыли и перевязали, Крей заверил врача, что Фредди сделаны прививки от бешенства, тот на всякий случай назначил Анне-Софи прививку от столбняка и отпустил их.
Анна-Софи пожелала вернуться в Этан-ла-Рейн. Их компанию составляли преимущественно американцы, но поскольку дело происходило во Франции, они не отказались от прежних планов, считая, что ленчу не должно помешать ничто – ни укусы собак, ни появления загадочных беглецов. Однако Анна-Софи еще не оправилась от шока и ела неохотно. На ее огромные голубые глаза то и дело наворачивались слезы, как все думали – от боли, но никто не решался успокоить ее, боясь причинить лишнюю боль.
За столом нашлось место и для Габриеля – привлекательного мужчины лет тридцати, с легким, едва заметным восточноевропейским акцентом и американскими манерами. Те, кто не знал, что он родился не в США, вряд ли обратили бы внимание на невнятное «th», напоминающее «з».