Брак
Шрифт:
Тим не знал точно, что тяготит Анну-Софи – то ли начало супружеской жизни, то ли предстоящая свадьба: две вещи, отличающиеся друг от друга, как страсть к театру – от боязни публики. А может, у нее просто болела рука. С каждым днем Анна-Софи становилась все вспыльчивее, раздражалась по пустякам и не упускала случая побрюзжать.
«Тебя свадьба абсолютно не интересует, ради нее ты и пальцем о палец не ударил!» Или: «Ну конечно, теперь я должна еще и писать благодарственные письма! Не знаю, откуда взялся этот обычай. Все дела ложатся на женские плечи!»
Тим протестовал:
– Но ведь почти все эти вещи предназначены для тебя – посуда и все прочее…
– С какой это стати посуда предназначена для меня? Ты что, не собираешься ею пользоваться? – И в конце концов она вспоминала про его национальность: –
– Ты превращаешься в феминистку, – пришлось заявить Тиму, чтобы поддразнить ее: он слышал, что почему-то именно эти слова француженки воспринимают как вопиющее оскорбление.
Анна-Софи сердито заявила:
– Никакая я не феминистка! Или ты хочешь сказать, что я не умею заниматься любовью? Тебе уже расхотелось жениться, ты раскаиваешься! Ну что ж, может, и я тоже! – И тут она, испугавшись собственных слов, поцеловала его с пленительной, ангельской улыбкой.
В этих ссорах ему постепенно приоткрывалась сложность ее натуры, которую она обычно прятала. Опыт общения с американками у Тима был ограничен, но в этом отношении Анна-Софи представляла полную противоположность им: американки неизменно стремились рассказать о своей натуре, тайных опасениях, былых бедах. Может, и Анну-Софи тоже подмывает завести такой разговор? Значит, и у нее есть тайные опасения и былые беды?
Анна-Софи усердно читала «Новобрачную» – журнал для невест, который Тим однажды полистал и выяснил, что в нем полным-полно статей, начинающихся словами: «Самый прекрасный день вашей жизни…» или «Давайте опять помечтаем о волшебном дне, который вам никогда не забыть…» Заметив журнал в руках Тима, Анна-Софи улыбнулась, по его мнению, чуть стесняясь своего энтузиазма, поскольку Эстелла цинично высмеяла бы бесхитростную радость, заявив, что пышные свадьбы – вздор, что впечатления от них вскоре исчезнут из памяти и останутся счета, полуголодные дети и так далее и тому подобное. Свадьба – просто вечеринка, она ничего не значит и вовсе не подразумевает счастье в будущем. Еще не известно, как сложится их жизнь. Это не что иное, как уступка общественному мнению – публичные клятвы и краткий миг торжества для тех, кто вскоре займет свое место в ряду туповатых производителей и рабов заработной платы.
– Может быть, нам следовало бы подумать о шаферах, маленьких пажах и девочках-цветочницах? – задумчиво спросила Анна-Софи. – Пожалуй, нет. Нет. Но это было бы очень мило.
У многих замужних подруг Анны-Софи уже было по четверо-пятеро детей подходящего возраста.
– Дети неплохо смотрятся среди гостей. Может быть, еще не поздно изменить планы? – покладисто отозвался Тим.
– Я подумаю об этом. И посоветуюсь с мадам Экс. Но наверное, уже слишком поздно. – И она вздохнула.
То, что почти все предсвадебные хлопоты легли на ее плечи тяжким грузом, было очевидно. Сам же Тим по несколько дней не вспоминал о них. Он думал, что Анне-Софи было бы легче, если бы Эстелла больше помогала ей. Но кое в чем Эстелла оказалась даже помехой. Тим не сомневался, что именно популярность Эстеллы побудила редакторов журнала «Мадемуазель Декор» попросить у него разрешения сфотографировать букеты, сервировку стола, а также очаровательную пару, выходящую из церкви, подвыпивших гостей и так далее. («Une bouteille de champagne pour deux personnes – c’est pas possible!» [45] – возражала Анна-Софи, выслушав советы сотрудников журнала.) Тим видел, что возможность попасть на страницы известного журнала льстит и Анне-Софи, и Эстелле, пусть даже этим они были обязаны известности самой Эстеллы, которая, впрочем, решительно отрицала это. Обе считали, что такая реклама полезна и для карьеры Тима. Брачный консультант мадам Экс пришла в восторг. Позднее, наведя справки, она узнала от подруги-американки, что, возможно, Тим Нолинджер – отпрыск владельца обширной сети отелей, а это означало, что его свадьба будет интересна широкому кругу читателей.
45
По бутылке шампанского на двоих – это невозможно! (фр.).
Глава 34
МИР ОХОТЫ
Тим понимал отношение Клары Холли к охоте. Она придерживалась взглядов, характерных для американки – жалостливой, выросшей в городе сторонницы «Гринписа». Но хотя Тим не был охотником, сам он ничего не имел против такого развлечения. Пожалуй, он просто не уделял охоте внимания. Теперь же, когда Тим задумался об этом, он склонялся к тому, чтобы поддержать взгляды супругов Крей, тем более что мэр затеял нечестную игру с измерением площади участка и судебными преследованиями. В вопросах частной собственности Тим всецело соглашался с Креем. Он был шокирован, узнав, что возможность охотников предаваться любимому занятию ставится выше основного права человека не впускать на свою территорию тех, кого он не желает там видеть. По мнению самого Тима, это право было выше всех соображений о полосах отчуждения, общественных дорогах, пляжах и так далее. Он начал писать для «Доверия» статью на эту тему, старательно избегая упоминать об оружии, поскольку руководство журнала было убеждено, что французы, как и американцы, вправе иметь оружие, пусть даже это право не закреплено в их конституции. В «Доверии» считали, что к их мнению по вопросу об оружии присоединяется сам Бог.
– Как вы можете писать для такого дурацкого журнала, как «Доверие»? – возмущалась Делия. – Да еще и для «Участия»!
– Это уж моя забота, – со смехом отозвался Тим. – Я пишу и для того и для другого потому, что охватываю обе стороны каждого вопроса.
– Обе стороны вопроса о ношении оружия? И об абортах?
– Конечно.
– Какая гадость! – поморщилась Делия.
В вопросе об охоте Анна-Софи придерживалась скорее стороны «Доверия». Хотя она перестала носить браслеты из слоновой кости, но по-прежнему не видела ничего особенного в освященном веками обычае охотиться на фазанов, которым вовсе не угрожала опасность истребления. Она не питала ненависти ни к оленям, ни к кроликам; для нее охота и стрельба ассоциировались с лошадьми и ружьями, возможностью побыть в лесу с друзьями и перекусить на лоне природы. Это неотъемлемая часть не только светской, но и деловой жизни. К счастью для ее бизнеса, каждый охотник мечтал не только о гравюрах со сценами охоты, но и о старинной стойке для ружья. Это различие во взглядах Анна-Софи и Тим никогда не обсуждали, но тем не менее оно существовало. Тим надеялся, что он не принадлежит к числу мужчин, убежденных, что жены должны соглашаться с ними во всем.
Молодую пару мучила усталость – ремонт новой квартиры затянулся. Каждый по своим причинам, они стремились избавиться от любых следов присутствия в ней прежних владельцев, супругов Флё: Тим – из-за книжных шкафов, а Анна-Софи – потому, что избавляться от гнета прошлого требовали французские обычаи. Поэтому они не только перекрасили стены, но и заново отделали ванную. Почти каждый день Анна-Софи заезжала проверить, как продвигается работа, и огорчалась, что это отнимает много времени от ее основного занятия.
Клара отчетливо сознавала, что отдаляется от других обитателей дома, которых теперь было трое: Серж, Делия и Габриель, не считая сеньоры Альварес, дрессировщика Патрика и ассистентов Сержа, Фреда Коннолли и Марка Дюваля, которые приезжали и уезжали, а также новых знакомых, занятых работой над фильмом, – те являлись в замок по требованию Сержа, в котором вдруг забурлила энергия. Все эти люди, даже ее муж, казались Кларе чужаками, притом бесчувственными чужаками, поглощенными своими заботами и потому не способными понять, в каком смятении пребывает она. На Сержа она злилась отчасти потому, что он, похоже, совсем забыл, какая опасность ей грозит. Следователь продолжал собирать сведения о вещах, пропавших из замка, о продаже их у Друо, о которой разузнал Тим, – там панели были проданы за несколько месяцев до того, как новые владельцы вселились в замок. Теперь следователь пытался выяснить, где находилась в это время Клара.
К сожалению, никто не знал человека, купившего панели. Поиски Тима зашли в тупик. Покупатель не оставил никаких следов, возможно, действовал через агента, который не знал – или притворялся, будто не знает, – кто был покупателем. След заканчивался архивными документами Друо. Не известно, запрещалось ли французскими законами разглашение подобной информации, но Тим сделал все что мог. Обнаруженных им сведений могло бы хватить для подтверждения непричастности Креев к этому делу, но, возможно, существовал какой-нибудь малоизвестный французский закон, согласно которому Креи, купив уже разоренный замок, могли быть признаны виновными в отсутствии каминов и панелей. Адвокаты Крея не хотели упускать из виду и такую возможность.