Браки между Зонами Три, Четыре и Пять
Шрифт:
Они лежали в объятиях друг друга, как будто в теплом море на мелководье. Но теперь они начали медленно и осторожно отделять свои тела друг от друга, — бедро от бедра, колено от колена… в полумраке каждый чувствовал, что наступившая обыденность противоречит чудесам только что закончившихся дней и ночей, но, к счастью, никакого диссонанса не было. Но уже трудно понять: неужели было то, что было? Бен Ата, как бы извиняясь, почти ласковым движением вытащил свою теплую руку из-под ее шеи, уселся, потом встал и потянулся. С наслаждением расправил каждую свою дюжую затекшую мышцу, и, заметив его удовольствие, Эл-Ит улыбнулась в темноте. Она, как всегда быстро, вновь стала сама собой. Но ему явно казалось неприличным
— Давай немного приведем себя в порядок, — предположил он, — а потом встретимся и поужинаем.
— Прекрасная мысль! — Голос Эл-Ит доносился уже от двери в ее апартаменты: она выскользнула незаметно. И исчезла.
Здесь ничего не изменилось за время ее отсутствия, только вдоль всей стены теперь рядами висели разные платья, наряды для выхода в свет, меха, плащи. Эл-Ит никогда не видела ничего подобного и, бормоча, что все это смахивает на склад тряпья для целой партии шлюх, — это слово она только что услышала от мужа, — решительно снимала их одно за другим. Ткани были весьма хороши, и она профессиональным взглядом оценила качество шелка, атласа, шерсти, — ясно, в этой стране производство тканей на высоте. Но покрой! — просто кошмар. Эл-Ит не удалось отыскать ни одного наряда, сшитого со вкусом: то слишком подчеркнута грудь, то ягодицы обнажены до предела, то сделана неловкая попытка их скрыть, а если покрой приемлем, то подобрана ткань совершенно неподходящей к фасону фактуры или цвета. Чувствовалось полное отсутствие вкуса, ни в одном изделии не было «изюминки». Решив особо не расстраиваться, Эл-Ит, руководствуясь здравым смыслом, раскопала зеленое облегающее платье, поражавшее полным набором промахов со стороны портного, но все же получше многих других. Она приняла ванну, уложила волосы примерно так, как видела у Дабиб, — вероятно, сюда подошло бы слово «женственно», — и облачилась в наряд. Потом вернулась в центральную комнату, где задумчивый Бен Ата ждал жену за столиком у окна. Сначала он просиял при виде ее платья, потом огорчился.
— Это что, из наших? — с сомнением спросил он.
Она ответила:
— Да, великий король. — И они обменялись понимающими дружескими улыбками, как супруги, прожившие вместе много лет.
Теперь, когда они, выходцы из разных стран, были разобщены, когда каждый почувствовал чужеродность партнера, уже нельзя было доверять тому, что они обрели за часы погружения друг в друга. Эл-Ит снова стала для Бен Ата чужестранкой и все в ней было для него чуждым, а то, что теперь было в ней ему дорого, о, это в каком-то смысле не столько привязывало его к ней, сколько отчуждало, — он в глубине души боялся, до чего жена может его довести. Она же, глядя на этого здоровенного, как бык, солдафона, с прилипшими ко лбу после ванны волосами, мысленно поздравляла себя — надо же, сумела довести его, до чего хотела.
Они задумали для себя обильный ужин, такой им и подали, и некоторое время оба с жадностью поглощали еду.
И все это — под неумолчный барабанный бой, доносившийся из парка.
Сразу после ужина оба вскочили и побежали в парк, обыскали его вдоль и поперек, но не нашли ни барабанщика, ни барабана. Но ведь они ясно слышали звук барабанного боя — откуда же он доносился? Отсюда? Нет, оттуда! Все время источник звука был где-то рядом, но его так и не удалось обнаружить.
Наконец они поняли, что никогда не смогут понять, откуда идет звук, и вернулись в павильон. Но не рука об руку. Даже не бок о бок. Каждый чувствовал себя вещью в себе, замкнутым на себя, абсолютно недоступным для понимания другого, этого чужака.
— Тем не менее, — заговорила Эл-Ит, будто продолжая их незаконченный разговор, — я теперь наверняка беременна.
— Да? Отлично!
— Разумеется, уверена.
— Но почему? Откуда ты знаешь?
— У вас в стране каждая женщина может определить, но у нас, конечно, это немного по-другому. — Сказав это, Эл-Ит засмеялась, он же вежливо помолчал — ждал, не объяснит ли она свои слова.
— Ну и хорошо. Я в восторге.
— И я тоже. Видимо, этого от нас ждут.
— Ты уверена?
— Нет, конечно. В чем тут можно быть уверенной.
— А что нам делать дальше?
— Откуда мне знать? Скорее всего, мне прикажут возвращаться домой.
Увидев, какое облегчение моментально отразилось на лице мужа, Эл-Ит расхохоталась, жестом указывая на него, и он, поняв, что жена угадала его чувства и не скрывает своих таких же, присоединился к ней. Когда окончился их праздник смеха, оба сообразили, что до полуночи еще далеко и им, предоставленным на произвол судьбы, можно побыть порознь.
— Сыграем в шахматы? — предложил Бен Ата.
— Почему бы и нет?
Сначала выиграл он, потом она. В своем государстве каждый из них был очень хорошим игроком, настоящим мастером. Естественно, игра затянулась до утренней зари.
Обоих посетила мысль (каждый надеялся, что другой не заметил), не пора ли заняться любовной игрой, но оба ее отвергли.
Утром снова вышли на прогулку в мокрый туман парка, и барабанный бой опять сопровождал их повсюду — он звучал в голове, пульсировал в крови каждого. Там Эл-Ит обратила внимание мужа на шеренги солдат, выстроившиеся у подножия холма, во влажной дымке лугов. С уважением она наблюдала за выражением его лица: Бен Ата понимал все, что видел там внизу, мысленно кого-то хвалил, кого-то критиковал, отдавал приказы, желая добиться совершенства в этом своем деле, военном искусстве.
— Кто же ваши враги? — По ее тону он догадался — вопрос задан всерьез. — Они у вас есть?
Бен Ата заметно напрягся, и она поняла, что он всерьез обдумывает ее вопрос — с тех пор, как она сначала задала его Джарнти, а тот, язвительно посмеиваясь, хоть в душе и встревожился, несомненно передал ее слова своему королю.
— Не будь у нас врагов, зачем бы нам тогда держать армию? — ответил Бен Ата вопросом на вопрос, как бы в шутку, на самом же деле ее интерес вызвал у него уважение.
— С кем же вы воюете?
Бен Ата напряженно молчал. Эл-Ит знала, что у мужа в голове мелькают воспоминания о грабежах и насилиях бесчисленных прошлых компаний, и он раздумывает, не велись ли они тогда, по сути дела, ради какой-то ложной идеи…
— Вот мы, например, для вас не враги, — смешно даже представить, чтобы кто-то с нашей стороны пересек границу и при этом не почувствовал вредного воздействия, — но тем не менее вы понастроили фортов вдоль всей нашей границы, причем подошли как можно ближе, только чтобы солдатам не грозила опасность заболеть. Зачем это нужно?
Бен Ата в ответ неопределенно пожал плечами.
— Слышали ли вы хотя бы один предупредительный выстрел?
Он усмехнулся, признавая ее правоту.
— На моей памяти ничего такого не было. Представляешь, мы иногда арестовываем кого-нибудь как шпиона… потом отпускаем.
— Зачем это нужно? — смеясь, повторила она.
— Затем, что у нас армия — многочисленная и боеспособная.
Золотистый туман поднимался кверху, туда, где они стояли, и рассеивался, таял в воздухе, а внизу, в этом тумане, маршировали во все стороны солдаты в ярком блестящем обмундировании, и резкие лающие звуки приказов взлетали в воздух вместе с туманом, как будто растворенные в нем.