Браки расторгаются в аду
Шрифт:
– Абсолютно, – заверил он.
– Вся соль в трупе. В первом случае его нет, а во втором он есть.
– Вы это о чем?
– Мой муж жив-здоров. Следовательно, и статья другая. Я буду отрицать, что планировала его убийство. Да кто вам это сказал? Я просто хотела его развести на деньги!
– Я вижу, новые подружки вас подковали. Соседки по камере. Будете бороться за лишние пару-тройку лет свободы?
– А как же! Мне больше нравится та часть статьи Уголовного кодекса, где от четырех до восьми. И первая цифра меня привлекает гораздо больше,
– Крепкие у вас нервы, Зинаида Андреевна, – уважительно сказал он. – Тогда мне придется устроить вам очную ставку с братьями Паниными. Я тоже буду бороться.
– Чтобы мне дали побольше?
– Это моя работа.
…Второй раунд я прошла чуть легче. Потому что братья вообще не помнили, как они убивали Анжелу. Не помнили, как везли ее тело в лес и закидывали ветками. Они почти ничего не помнили с того момента, как получили от меня первые деньги, аванс за похищение девушки. В тюрьме у них начался алкогольный психоз, и соображали они теперь с огромным трудом. Это была самая настоящая ломка. К тому же у обоих братьев открытые части тел, которые я видела, все были в синяках, и я гадала, сокамерники устроили им такой перформанс или служители закона постарались?
Но результат оказался налицо: Коля-и-Толя были полностью сломлены. И морально, и физически. Они могли говорить только «да» и «нет». В основном – «да».
– Вы признаетесь в том, что убили гражданку Свиридову?
– Да, – хором.
– И что приказ вам передала Переверзева?
Молчание.
– Анисья Переверзева.
– Ах, эта… Да!
– И пистолет тоже передала она?
– Да, – это Коля.
– Николай, вы мне кажетесь человеком более разумным. – «И мне тоже», – подумала я. – Объясните внятно: как это случилось?
– Да не помню я. Пили мы…
– Но что-то же вы помните?
– Вот она, – кивок в мою сторону, – позвала нас. Велела девку украсть. Денег много пообещала. Ну мы и того… этого…
– Согласились?
– Да, – хором.
– После того как вы получили от гражданки Царевой деньги, вы стали на них пить?
– Ну.
– И долго вы пили?
Пауза.
– Когда ты, Коля, приходил ко мне, ты был трезвый, – напомнила я. – Я тебе еще виски налила.
– Николай, это вы принесли в квартиру Царевой пистолет?
– Видать, я.
– Вы что, этого не помните?
– Э-э-э… Вроде как помню. С похмелья я был.
– Я дала вам небольшой аванс, – напомнила я. – Как вы умудрились пить на него почти две недели?
– Так Анисья заходила, – заморгал Коля. – Ну, когда с пистолетом. Денег еще дала.
– Я ей не приказывала, – удивилась я, – чтобы она дала вам денег. И ничего ей для вас не передавала.
– Ну, дык… она, видать, сама. Для храбрости нам чтобы.
– Но…
– Царева, помолчите. Граждане Панины, в вашем доме нашли вещи, принадлежащие гражданке Свиридовой.
– Кому?
– Анжеле. Это имя вам знакомо?
– А как же!
– Вы ее раздели до того, как убить,
– Да не помним мы… Пьяные были.
– Согласно экспертизе, на одежде, найденной в вашем доме, не обнаружено пятен крови.
Они оба заморгали. Я вздохнула. Это все равно что допрашивать платяной шкаф. Шкаф, откуда в тебе вещи? И почему ты шкаф, а, скажем, не холодильник? Да откуда он знает, почему он именно шкаф?
– Кто стрелял? – задал прямой вопрос следователь.
Братья переглянулись.
– Кажись, я, – сказал Коля.
– Вы точно это помните?
– Ну, дык… все говорят.
– А сами вы не помните, как стреляли в девушку?
– Не-а…
– Сколько же вы выпили?
– Ну, литра два.
– Литра два чего?
– Водки, само собой.
– На двоих? В этот день или в совокупности?
– Чего?
– Вот сколько уже раз! – с досадой сказал следователь. – Напьются так, что себя не помнят! Просыпаются рядом с трупом и за голову хватаются. Что? Как? И – в тюрьму на пятнадцать лет. Может, Анатолий стрелял, а не вы, Николай?
Молчание. Они действительно ничего не помнили. А после того как Коля приехал от меня с деньгами, вообще вошли в штопор. В затяжное пике, во время которого их и без того неповоротливые мозги совсем отключились. Их, насколько я поняла, задержали в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и грузили в машину, как дрова.
– Зачем же вы так пили? – спросил следователь.
– Видать, того… Девку поминали.
Точка.
Тут можно биться долго и с одинаковым результатом. Братья полностью признавали свою вину, но не помнили ничего из того, что случилось. Все решали показания Анисьи, которая как раз была трезвая. И отпечатки пальцев на оружии тоже являлись веской уликой. А еще найденные в доме у братьев женские вещи, указывающие на то, что несколько дней Анжела жила там.
– И как вас угораздило связаться с такими людьми, Зинаида Андреевна? – спросил следователь, когда братьев увели. – Вы не производите впечатления глупой дамы.
– А как же показания Анисьи? – усмехнулась я. – Она ведь сказала, что я тупая как пробка.
– Я ей не очень-то поверил. Но суд поверит. Он не будет разбираться, умная вы или нет. Важно, отдавали вы приказ о том, чтобы убить девушку, или не отдавали.
– Я такого приказа не отдавала.
– На сем и закончим. – Он развернул ко мне толстую папку. – Прочитайте и подпишите. А завтра продолжим.
– С кем мне еще предстоит очная ставка?
– Ваш супруг хочет вас видеть.
– Иван?
– Ведь он пока еще ваш супруг?
– Полагаю, теперь он точно подаст на развод. Не опасаясь больше, что я затаскаю его по судам, – горько сказала я.
– Возможно. Но перед этим он хотел бы с вами побеседовать.
– Что ж…
Утопающий хватается за соломинку. Я прекрасно знала, что не стоит ждать помощи от человека, предложившего нищенское пособие жене, с которой прожил почти четверть века. Но повторяю: утопающий хватается за соломинку.