Братик
Шрифт:
В любом случае за оставшиеся перед отъездом два дня мне пришлось ещё несколько раз развлекать детвору, к которой присоединились и все взрослые обитатели усадьбы. А Фаина буквально выжала меня на предмет хронологии былин, богатырей и русской мифологии. Так что уезжал я чуть ли не с радостью. С ещё большим энтузиазмом воспринял наш отъезд Андрей, который почуял во мне конкурента. Нет, девушка неплохая, но я столько не выпью. Объяснил Дёмке происхождение фразы, над чем тот потом долго хихикал. Тут случилась новая напасть. Док начал приставать на предмет того, что негоже лишать честную публику таких интересных историй и их надо опубликовать. Вот странный он человек, с одной стороны, загрузил меня
– Что это? – удивлённо спросил Радищев, разворачивая листок бумаги.
– Послание для вашего сына Александра [34] . Передайте ему это лет эдак через пять после возвращения из-за границы. Думаю, ещё будет не поздно.
– Но как? И почему через пять? И вообще, при чём здесь мой сын? – засыпал меня вопросами помещик.
Я загадочно молчал. Потому что не знал, что сказать Радищеву. На помощь пришёл Пахом, которые ещё сильнее огорошил Николая Афанасьевича.
34
Александр Николаевич Радищев (1749–1802) – русский прозаик, поэт, философ, де-факто руководитель Петербургской таможни, участник Комиссии по составлению законов при Александре I. Стал наиболее известен благодаря своему основному произведению «Путешествие из Петербурга в Москву», которое издал анонимно в июне 1790 года.
– Так Дмитрий же самый настоящий характерник. Вы думаете, что доктор Шафонский просто так вокруг него танцы хороводит? – с хохотом добавил этот юморист.
Надеюсь, ситуация с сыном понравившегося мне человека не зайдёт в тупик. А помещик действительно очень нестандартный человек, который искренне пытается заботиться о своих крестьянах. Самый настоящий добрый барин из сказки. А в записке была всего одна фраза великого академика.
«Не согласен – критикуй, критикуешь – предлагай, предлагаешь – делай, делаешь – отвечай!»
Второе событие произошло в районе Подольска, где мы переправились через Пахру по плавучему мосту. Вообще, надо сказать, что система переправ через реки в XVIII веке была достаточно развита. Там, где не было активного судоходства, перекидывались понтоны. В случае более полноводных рек использовались паромы. Но сейчас не об этом.
– Ты как смотришь на дворянина, тварь, – слышу чей-то визг.
Мы с Пахомом проведали коней, которых разместили в конюшне при постоялом дворе и собирались зайти в главное здание. Сегодня было многолюдно, так как встретились сразу несколько компаний, которые застал очередной дождь. Группа из нескольких офицеров, которые направлялись в действующую армию, и какой-то помещик. Вот последний и стал причиной конфликта. Он мне сразу не понравился излишней заносчивостью и презрительными взглядами, бросаемыми в нашу сторону. Но так как док был дворянин, а мы его сопровож-дение, то придраться было особо не к чему. А вот бедолаге служке не повезло. Чего он сделал плохого, я так и не понял.
Тем временем спектакль продолжился. Посреди двора невысокий и толстый дворянин средних лет распекал, брызжа слюной, стоящего по стойке смирно мужичка примерно такого же возраста. Около входа под навесом за этим идиотизмом наблюдал владелец постоялого двора, здоровый такой бородатый мужик, но даже не думал вмешиваться.
– Запорю. Шкуру заживо сниму, – всё сильнее распалялся скандалист и схватил служку за бороду. – Ты что, ничтожество сиволапое, не знаешь, как русскому дворянину кланяться.
– Прошу прощения, ваше благородие, – пытался оправдаться мужик, – Не заметил я вас. Без злого умысла
Не знаю, что больше всего взбесило высокородного товарища, одетого в какой-то павлиний наряд. Может, у него было плохое настроение, а, скорее всего, то, что мужик его не боялся. Смотрел прямо, взгляд не отводил и на колени вставать не собирался. Похоже, служка из отставных солдат, судя по выправке и некоторым мелким деталям. Бац! Помещик дал пощёчину мужику, не выпуская из рук его бороду. Затем вторую, третью, четвёртую…
– Я бы попросил вас оставить этого служку в покое. Невместно человеку вашего положения вести себя подобным образом, – говорю психопату, одновременно отводя его руку.
О! Что здесь началась. Колобок отпрыгнул в сторону и заверещал на какой-то совсем неподвластной человеческому голосу волне. Из того, что я разобрал, он звал какого-то Севастьяна, а нам всем пришёл конец. К крепкому мужику, который сопровождал помещика, прибавился откровенный мордоворот, выскочивший из хозяйственной пристройки и бросившийся на меня. Его поддержал коллега, попытавшийся напасть на Пахома. Итог был очевиден. Своим нынешним ударом я быка с ног свалю, а не только деревенского силача. Не ожидавший такой подлянки нападавший только сверкнул грязными пятками и шмякнулся спиной о землю. Хороший такой нокаут. Ближник затратил времени побольше, но также повалил нападавшего в жижу, состоящую из земли и навоза, в которую превратилось подворье. Тем временем прибавилось и зрителей. Из харчевни вышли давешние офицеры и Шафонский, который встревоженно смотрел на разворачивающуюся картину.
Колобок в парике тем временем пытался вытащить свою зубочистку. Я не обратил внимания, шпага у него или рапира, да это и неважно. Параллельно псих оглашал окрестности новыми визгами.
– Запорю! Да ты знаешь, против кого пошёл? Шкуру со всех спущу в сей же миг. Быдло! Холопы! Порол вас, свиней, и ещё больше пороть буду. Чтобы даже глаза поднять боялись, твари сиволапые. А девок ваших и далее буду портить, чтобы знали, кто в этом мире хозяин. Стадо должно бояться своего пастуха!
Щелчок, и моё сознание затопила какая-то жижа. Очнулся от крика Шафонского и скулежа помещика. Держу на болевом приёме колобка, который, стоя на коленях, уже порядком измазал свои короткие штанишки. Трое офицеров, попытавшихся вступиться за собрата-дворянина, оказались под прицелом пистолетов моих ближников. Сам я достал бебут и примериваюсь к горлу своей жертвы. Док же пытается успокоить ситуацию и взывает к моему благоразумию. Тут ещё и псих вставил свои пять копеек:
– Тебе это с рук не сойдёт! Дворянское ополчение соберу, до губернатора дойду. Но ты, холоп, поедешь на каторгу со спущенной кожей.
Он такой тупой или бессмертный? Вроде по одежде понятно, что мы не какие-нибудь халдеи, а казаки. Движение рукой – и новые крики боли. Бросаю идиота лицом в землю. Тот сразу попытался подняться. Бью его от души ладонью по хребту, а далее вминаю мерзкую харю сапогом в жижу.
– Если хоть слово вякнешь, я тебя прямо здесь как барана разделаю, – говорю максимально спокойно, хотя в душе беснуется просто ураган из ненависти и желания убивать.
Окрасившиеся в коричневый цвет кюлоты, вспомнил название, и специфический запах, начавший исходить от помещика, указали на то, что он отнёсся к моим словам весьма серьёзно.
– Как звать-величать тебя, бедолага? Служил? – обращаюсь к мужику, который никуда не убегал и с затаённой радостью смотрел на совершаемое возмездие.
– Отставной ефрейтор Муромского мушкетёрского полка, Онуфрий Бредихин. Ныне служу на подворье Анатолия Золотарёва, – бодро так отрапортовал мужичок и кивнул в сторону хозяина постоялого двора.