Братские узы
Шрифт:
Церковь Пресвятого Конрада. Последний раз, когда Пауло Сантьяго был здесь, расцветала жаркая санмарианская весна. Ласковое солнце гладило нежными лучами кожу; хотелось радоваться и танцевать — выпускник Инквинатория был влюблен и счастлив. Он шагал по прицерковной площади, щурился на солнце и восхищался зарослями кровавой вишни, багрово-алыми облаками мелких цветков на тонких ветвях.
Несмотря на мрачное название, эта вишня была мирным деревом, людей не ела, если только какую-нибудь бродячую кошку или собаку, усыпленную пыльцой-наркотиком у гибких корней. А если под деревом оставить
Вишни впали в предзимнюю дрему, и даже подойдя совсем близко к ним, не дождется движения в хищном корневище. Часть деревьев расстреляна из чего-то крупнокалиберного. Торчат перемолотые комли, корни изогнулись зубастыми плетями в предсмертной агонии. Солнце было, но теперь его сменило низкое серой полотно, затянувшее небо. Холодные иголки первого, влажного снега щипали разгоряченную кожу.
Под ногами древние плиты, привезенные из мертвого Ватикана, что светится в темноте багровым. Камни, помнящие ноги первых пап и первых прихожан, помнившие опаляющий огонь Ядерного Рассвета. Они многое могли рассказать, но на счастье оставались немыми. Никогда и никому они не поведают историю предательства молодого обер-капитана.
Сантьяго шел нарочито медленно, чуть приволакивая ноги, словно отшагал до этого не меньше десятка километров без передышки. Поганое, грызущее чувство было тяжелее гранитных плит под ногами. Холод пробирался под серую шинель, раздувал полы и рвал влагу из глаз.
Рядом шагали По и Черный Бык. По тащил свою драгоценную «Гекату». От стволов грозного пулемета все еще тянуло теплом. Теплом и смертью. Совсем недавно он превратил в решето автомобиль по дороге. Кто там был? Дети, женщины, старики? Или еретики и безбожники? Теперь уже было все равно. От машины, застрявшей в зарослях кровавых вишен, тянуло горячим металлом и паленым мясом. Сладко и гадостно.
— Быстрее можно? — не стерпел По, махнул недовольно «Гекатой».
— Можно, — легко согласился Сантьяго, не прибавив ни шагу. Но По, вроде бы, хватило и этого.
Наконец, они пересекли казавшуюся бесконечной площадь. Громада церкви подавляла, пригибала к земле огромным золоченым куполом, сейчас тусклым и мрачным. Колонны, облицованные гранитом, напоминали строй угрюмых солдат, вставших в свой последний бой. Только битва та уже давно была проиграна — серая армия опоздала. По огромной полукруглой лестнице спускались люди.
Впереди вышагивал Пес в распахнутой черной шинели. Он, как и всегда, вел за руку Крысолова — уменьшенную свою копию с безумными глазами.
Вокруг штурмовая группа из людей Фаттиччели — Пес сумел основательно промыть мозги многим — и верные люди из Своры. В центре же компании — невысокий, обрюзгший с возрастом человечек. Он походил на обыкновенного горожанина, если бы Сантьяго не знал в лицо нынешнего Престолоблюстителя.
Его Святейшества Престолоблюстителя Кардинала Пабло дела Кассини выглядел неважно. Поникший и какой-то скучный, как ремесленник, попавшийся на браке. Он не кричал, не вырывался, его не тянули дюжие чернорубашечники. Он просто шел, медленно спускался по лестнице, чуть припадая на правую ногу.
Кардинал, как слышал Сантьяго, был человеком удивительной крепости характера, но теперь от него не осталось и малой доли. Просто старый уставший человек. Тяжело переживать собственный крах.
Пес
— Прекрасное утро, Пауло, не правда ли?
Сантьяго передернул замерзшими плечами.
— Зябко.
— Господь наказывал нам терпеть лишения: они усмиряют плоть и возвышают дух. Крепитесь, мой друг, главное уже позади.
От слов Пса стылый холод прошелся по жилам и остановился где-то в грудной клетке. Действительно, многое, если не все, уже свершилось.
— Я могу вас обрадовать.
— Что? — Пауло вздрогнул и с тревогой посмотрел на инквизитора.
— Прима-генерал Качинский бежал, а вместе с ним и весь архив Серой Стражи. Все, что не удалось унести предателям, погибло в огне. Вы знали, что в кабинете архиепископа был тайный ход.
— Откуда? — Сантьяго слишком устал, чтобы пугаться скрытой в словах Пса угрозы. — Я и видел-то Качинского от силы раза три-четыре, из них два — на официальных смотрах.
— Я верю вам.
Легче не стало. Пусть альбинос верил в него, да дело в том., что сам Пауло в себя не верил. Событие, снежным комом несущиеся по склону его судьбы, набрали слишком большую скорость. Как бы они его не погребли под собой…
Действуйте по обстоятельствам, как говорили в учебке. Тогда это хорошо получалось: гипотетическая ситуация, только и сиди, что плети паутину плана, аккуратную, ровненькую, эффективную. Сейчас же обер-капитан пребывал в растерянности. Как раз-то, действовать по обстоятельствам не хотелось, потому как обстоятельства эти проклятые складывались совсем не так, как того хотелось. Скорее они ожесточенно боролись с усилиями Пауло привести их в порядок.
— Вы не такой, молодой человек! — Обер-капитан вздрогнул от ровного и безжизненного голоса. В упор посмотрел на остановившегося Кардинала. Почему-то ни один из сопровождающих не удосужился его подогнать. Пес обернулся и, скалясь в загадочной ухмылке, смотрел на них. — Вы не такой. Почему вы с ними?
— Я… — Слова тараканами разбежались по щелям его сознания. Оставались лишь выспренные фразы балаганного «серого мундира», коих обычно высмеивают в шутовских мистериях, популярных в глубинке. — Я сражаюсь с ересью.
— А что такое ересь, молодой человек? Благо для всех и уверенность в завтрашнем дне? Или священные походы против собственного народа и концлагеря для несогласных? Сан-Доминика когда-то пережила подобное — хотите повторения?
— Мы строим новый мир.
— А так уж и нов ваш «новый мир»? Диктатура и реакция — одни из самых старых вещей в мире. — Внезапно Кардинал замолчал. Задумчиво пожевал губами и наконец вновь заговорил. — Хотя кто я вам… Судия? Бог все видит — помните об этом, молодой человек… И стройте свой старый новый мир…
— Хорошо чешет, как по писаному, — хмыкнул за спиной По. Ткнул «Гекатой». — Двигай, пан обер-капитан, надо закончить все дела, а потом порассуждаем о высоких материях.
С неба сыпалась белая крупа, стелила тончайшей тюлью пустую площадь. Заметала белоснежными разводами черные язвы разрывов и выбоины от пуль. Брызгала белилами на черные остовы сгоревшей техники. Забиралась в волосы. Ткала похоронный саван для мертвых и еще живых.
Пауло Сантьяго, обер-капитан Серой Стражи и отличник Коллегиума Инквинатория, поплотнее запахнулся в форменную шинель и зашагал быстрее. Потому как буря еще не набрала силы, и он мог. Мог, черт побери — прости Господи! — успеть!