Братство Чародеев
Шрифт:
От удара сапогом по голове он чуть не потерял сознание. Тот, кто идет в бой редко смотрит под ноги. И потому надо спрятаться. Чуть утихнет – можно вылезти и ползти к своим, но сейчас он лишь бесполезная помеха.
Но они побеждают! Побеждают!!!
Пока Руд полз, на него еще несколько раз наступили. Причем один боец точно сделал это специально. Звук хрустнувшего ребра на миг заглушил для раненного солдата шум сечи. Добравшись до заветной цели, он подтянул ноги к животу и накрылся щитом сверху. Слушая рев сражения над головой, ветеран беззвучно молился Халду. Сколько времени прошло с начала битвы? Час? Или, может быть, больше? Руд затыкал ладонью
Об ином исходе думать не хотелось.
На щит регулярно кто-то наступал, но защита спасала от переломов, а тяжесть можно и потерпеть. Вот только кровотечение никак не унималось, нога окончательно онемела, и ветеран почувствовал, как от него медленно ускользает сознание. Мысли путались, в ушах низко звенели гигантские комары.
Губы стали будто ватные. Руд с трудом ворочал языком, облизывая их, но они тотчас же высыхали. Звон становился все нестерпимее, все оглушительнее, пока вконец не преодолел шум битвы.
Неожиданно стало тепло. Так тепло, что захотелось улыбнуться. Расслабившись, он чуть сдвинул кромку щита. Так, чтобы увидеть небо. Бирюзовое, магическое небо его нового мира. Такое чистое, необъятное, светлое. На Руда накатилась ночь.
Когда он очнулся, то зажмурился от яркого света и острой боли. Под коленями нещадно жгло, будто раны, нанесенные «крысой» засохли и теперь, при малейшей попытке пошевелиться – грозили открыться.
Застонав, Руд, не открывая глаз, осторожно принялся ощупывать ноги, медленно добираясь до ран. Больше всего он боялся, что руки провалятся в пустоту. Конечно, выжить в той сече уже хорошо, но при этом очень хотелось еще и остаться сильным да здоровым. И с ногами.
К нему медленно возвращались чувства. Можно не открывать глаза, чтобы узнать место, где он оказался. Вокруг стонали, плакали и метались в бреду раненые. Полевой лазарет. А значит, Коалиция выиграла, иначе воин в перекидке враждебного цвета был бы убит первыми мародерами.
Следующим проснулось обоняние: резкая вонь ударила в ноздри, и Руд задохнулся от смрада. Нечистоты, грязь потных тел, гниль черной смерти, которая приходит, если вовремя не промыть рану. Рука наткнулась на повязку, осторожно спустилась ниже, и ветеран облегченно выдохнул. Ноги на месте. Значит живем!
Осторожно приоткрыв глаза, он уставился на мертвого мереанца. Обезображенное смертью лицо смотрело в дырявый потолок походного шатра, и по щеке воина ползла жирная муха. Руд не дернулся, не издал ни звука, и осторожно, не поднимая головы, попытался оглядеть все открытое ему пространство.
Вдоль лежанок, на которых вперемешку валялись как солдаты Коалиции, так и имперские бойцы, прохаживались вооруженные стражники в черной форме. Мереан победил?
В шатер вошли двое крепких мужчин, в сопровождении молодой, изможденной женщины. Руки последней были испачканы кровью, а на прежде белом фартуке будто только что разделали зайца, причем ударами молота. Увидев, что процессия направляется прямо к нему, Руд немедленно закрыл глаза.
– Этот, – устало проговорила женщина. Ее безжизненный голос дал ветерану понять, что лекарю не помешал бы отдых.
– Понесли, – прохрипел один из мужчин. Судя по движениям, вошедшие подхватили труп и потащили его прочь.
Лекарь тем временем довольно бесцеремонно проверила ногу Руда, и тут он не выдержал: взвыл от боли.
– Тихо-тихо, мой хороший, – голос женщины чуть смягчился, на плечо легка тонкая рука, и ветеран на миг забыл, что она в крови. В следующее мгновение к его рту прижали странно пахнущую тряпку. Запах был такой сладкий, такой сочный. Словно гость из детства, словно привет от тех дней, когда на столе стоял испеченный пирог, а мама колдовала с вареньем из ягод, без которого чудесное угощение теряло половину очарования.
Руд вдруг понял, что падает в какую-то дыру, вздрогнул, попытался вырваться, но рука неожиданно стала крепкой и безжалостной, вдавив его в лежанку. А потом он уснул.
В глазах Бораца было столько презрения и злости, что Эйдор еле удержался от какого-нибудь болезненного магического приема в адрес командира егерей. Но все-таки стерпел, не обрушил на мереанца жестокую кару.
Юноша смотрел на говорящего Бораца, но слова военачальника пролетали мимо ушей. Скорее всего, имперец его обвинял. Пытался переложить всю ответственность на плечи молодого чародея, дабы спасти свою шкуру. Немудрено… Задание они провалили. В самый разгар битвы меж Двух Озер ниранские солдаты-беглецы, все это время прятавшиеся в лесах своей родины, неожиданно ударили в спину войскам Мереана. Дерзкая атака не решила судьбу сражения, но потери Империя понесла колоссальные.
Эйдор вполуха слушал обвинения Бораца, размышляя о том, что надо сначала считать до двадцати, потом до десяти, и только после этого принимать какие-то решения. Его пугала собственная обидчивость, вспыльчивость и мстительность. Раньше он был совсем не таким! Глупым, наивным, доверчивым, но не таким. Раньше…
– Все сказал? – Эйдор грубо оборвал Бораца. Егерь осекся, возмущенно открыл рот, но юноша не дал ему закончить.
– Собирай своих и быстро двигаемся на юг.
Агон сказал, что ему потребуются все. Им удалось отбросить Коалицию и закрепиться, в ожидании второй волны мобилизации, но Сейнар, Эймор и Мирамия тоже на месте не сидели. Быстрая операция имела все шансы перетечь в длительную, вялотекущую потасовку в стране озер. Император опасался, что так оно и будет.
Бывший инспектор Анхора механически с ним согласился. Он давно все делал будто по инерции, движимый одним лишь желанием побыстрее миновать затянувшийся отрезок жизни и приступить к чему-то действительно нужному, важному. Интересному. Юноша, правда, не знал, что способно выдернуть его из окутавшего болота. Злость не грела, надежд не осталось. Просто мрачное существование без цели и идеи, да бурлящая внутри ненависть ко всему живому, а к себе особенно. Эйдору казалось, будто внутри него кипит масло, и вот-вот выплеснется наружу.
И он хотел, чтобы оно выплеснулось. Ему просто не хватало смелости сделать последний шаг. Прощально откланяться еще тлеющему в глубине души надежде на попятный ход времени, и расписаться в своей истинной сущности.
– Я соберу, – ядовито произнес Борац. – Но только почаще оглядывайся, колдун. Тебя не спасет протекция Императора. Рано или поздно твоя звезда закатится.
Эйдор плотно сжал челюсти. Один единственный шаг на пути к свободе мысли и действий. Всего один! Может быть, сейчас? Пусть будет то, что будет. Время идти дальше. Люди давно отвернулись от него, а он все еще пытается за них держаться. Пытается умилостивить окружающих, убедить что он хороший. Зачем? Для чего ему вообще все это надо? Эти походы, эти поиски, эти дрязги?