Братство Кольца

Толкин Джон Рональд Руэл

Когда вернулось сознание, тут же нахлынул ужас. В голове словно взорвалась мысль: он схвачен! пойман! Ему не выбраться из Упокоища. Он попался в лапы Нежити, и чары сковали его навеки. Не смея шевельнуться, Фродо лежал навзничь на холодном камне со сложенными на груди руками.

Великий страх, как оказалось, оставил достаточно места для мыслей, и Фродо думал о Бильбо, об их прогулках по тропинкам Шира в долгих разговорах о судьбах и приключениях. Наверное, в сердце самого обрюзгшего и робкого хоббита дремлет зерно мужества и ждет часа отчаянных испытаний, чтобы прорасти в душе. А уж Фродо никто бы не назвал робким и обрюзгшим. Бильбо (да и сам Гэндальф) полагали его лучшим хоббитом Шира (понятно, сам Фродо об этом не догадывался). Он лежал и думал о том, как быстро, бесславно и ужасно кончилось

его Приключение, но - странно: мысли эти укрепили и успокоили его. Тело постепенно собиралось, словно готовясь к последнему, решительному рывку. Он уже не был слабой, беспомощной добычей.

Так, раздумывая и приходя в себя, лежал он некоторое время и вдруг заметил, что темнота вокруг редеет, а на смену ей приходит бледный, призрачно-зеленоватый свет, исходящий не то от пола, не то от самого Фродо. В неверном свечении еще нельзя было разглядеть окружающее, но уже выступили контуры тел лежащих рядом друзей. Мертвенно бледные лица, тускло-белые саваны… Вокруг громоздилось золото, но драгоценные камни не сверкали, а кольца, венцы, оружие, короны в зеленоватом сумраке выглядели холодными и отталкивающими. Фродо с удивлением смотрел на золотые обручи, охватывающие волосы хоббитов, пояса из золотых цепей поверх саванов, кольца на их пальцах. Сбоку от каждого хоббита лежал короткий меч, в ногах - щит. А еще один меч - длинный и обнаженный - лежал неподвижно на шеях всех троих.

Тишины больше не было. Где-то в отдалении возникло странное пение. Безмерно жуткий голос, то высокий и пронзительный, то утробно-низкий, переходящий в бормотание, издавал поток заунывных звуков, постепенно из-за многократного повторения складывавшихся в слова. Слова злобные, тяжкие, холодные как лед, жестокие и бессердечные. Это ночь проклинала утро, никогда не наступавшее здесь, холод поносил тепло, не желавшее согреть его. Фродо почувствовал, что продрог до костей, замерз смертельно, навсегда. А голос становился все различимее, и волосы Фродо встали дыбом, когда бормотание превратилось в заклинание:

Черный камень, черный лед Сердце холодом скует; Будет долог черный сон. Лишь тогда прервется он, Когда Солнце и Звезда Омертвеют навсегда И Властитель в черной мгле Воцарится на земле!

Откуда-то из-за головы послышался скребущий, царапающийся звук. Опершись на руку, Фродо приподнялся и огляделся. Они лежали в широком каменном туннеле, и из-за близкого поворота вытягивалась длинная костистая длань. Она подбиралась к рукояти меча возле Сэмова горла.

Поначалу Фродо показалось, что заклятье и вправду обратило его в камень. Потом пришло отчаянное желание вскочить и убежать, в нем присутствовала и мысль о Кольце, которое, наверное, помогло бы скрыться от курганной Нежити, он даже воочию увидел себя мчащимся по траве, живым и свободным, хоть и глотающим слезы нестерпимой скорби о погибших друзьях. Тут даже Гэндальфу не найти другого выхода… Но из глубины его существа уже поднималась, набирая силу, волна возмущения и отваги: он не мог бросить друзей. Еще мгновение неразумные руки нашаривали Кольцо, но уже в следующий миг сердце подчинило их своей воле, в ладонь словно сама собой скользнула и удобно легла рукоять меча, оказавшегося под боком. Фродо привстал на колени, перегнулся через тела неподвижно лежавших хоббитов и, собрав все силы, всю ненависть к подземной мерзости, ударил мечом по крадущейся руке. Огрубленная кисть упала на камни, а меч Фродо обломился у самой рукоятки. Жуткий вопль над ухом словно спугнул мертвенный свет, пала темнота, раздираемая злобным рычанием. Фродо повалился на Мерри, мимолетно поразившись холоду и костяной твердости его тела, а потом промелькнуло, вернулось и окрепло воспоминание о доме под холмом и Бомбадиле, разучивающем с ними оберегательную песню. Тут же всплыли в голове и слова. Слабым, дрожащим голоском он начал: «Бомбадил! О Бомбадил» и уже от одного этого произнесенного имени голос его окреп, зазвучал полнее, а своды склепа отозвались

гулким эхом.

Бомбадил! О Бомбадил! Птичьим перезвоном, Чистой каплею росы на листе зеленом, Алым пламенем зари, неба светом синим Заклинаем - поспеши! В горе помоги нам!

В наступившей вслед за тем тишине Фродо слышал лишь стук своего сердца, готового выпрыгнуть из груди. Бесконечно тянулось ожидание, пока, словно из невообразимой дали, но совсем ясно, легко пронизав толщу земли и каменные стены, пришел ответ.

Старый Том Бомбадил - малый симпатичный, В цвет небес его жилет, а башмак яичный. Глаз остер, шаг широк - Том спешит на помощь, Звонкой песней победит и прогонит полночь!

Камни вокруг зашевелились, раздался скрежет, за ним - грохот, и поток животворного солнечного света хлынул в подземелье. Прямо напротив Фродо в ослепительно засиневшем проломе возникла голова Тома Бомбадила при шляпе с пером. Свет скользнул по лицам хоббитов, они не дрогнули, но мертвенная бледность на щеках растаяла, и теперь казалось, что Сэм, Мерри и Пиппин просто спят очень глубоким, покойным сном.

Том пригнулся, придержал шляпу и с песней шагнул в пролом.

Нечисть, нежить, небыть - прочь с пробужденьем света! Сгинь, исчезни, как туман, в дуновенье ветра! Окаянною тропой, тайной щелью черной Уползай в гиблый край за грядою горной! Там, где ночь темнее тьмы, на века замри ты - Там ворота в этот мир навсегда закрыты!

Ответом ему был жалобный крик, в котором слышалась бессильная ярость. Вслед за тем обрушилась часть дальней стены. Еще один протяжный вопль растаял вдали, и наступила тишина.

– Ну-ка, дружочек Фродо, - позвал Том, - выбирайся на травку. Да помоги мне их вынести.

Вдвоем они вытащили Мерри, Пиппина и Сэма. Покидая курган, Фродо оглянулся, и ему бросилась в глаза шевелящаяся, точно раздавленный паук, отсеченная кисть. Том, беззаботно напевая, снова нырнул под землю, с грохотом повозился там и вернулся с грудой драгоценностей в руках. Золотые, серебряные, бронзовые украшения, сверкавшие дорогими каменьями, свисали до земли. На вершине кургана он разложил сокровища на солнце. Потом встал, широкий, со шляпой в руках и ветром в волосах, на фоне неба, посмотрел на распростертые у его ног тела хоббитов, поднял правую руку и произнес повелительно:

Ну-ка, слушайте меня - просыпайтесь, братцы Настежь дверь, тьма ушла - нечего бояться. Черный камень ледяной в крошево расколот. Сердце, вновь горячим стань! Прочь, могильный холод!

К великой радости Фродо, друзья его зашевелились, стали потягиваться, протирать глаза, а потом поднялись на ноги. Изумленно распахнутыми глазами они уставились сначала на Фродо, потом на Тома, возвышавшегося над ними и основательного, словно кряжистый дуб, а потом с недоумением оглядели друг друга. Такой вид мог удивить кого угодно: в белых саванах, увенчанные и препоясанные тусклым золотом, в позвякивающих кольцах и браслетах…

– Что это за чудеса?
– начал Мерри, поправляя обруч, сползший ему на один глаз. Вдруг он запнулся, тень пробежала по лицу, веки опустились.
– Помню, - глухо проговорил он.
– Люди из Карн Дума напали на нас в ночи. Мы были разбиты!… Копье!
– вскрикнул он, схватившись за грудь. Потом, помотав головой, открыл глаза.
– Что это я плету?
– смущенно спросил он.
– Сплю, что ли? Ты куда подевался, Фродо?
– накинулся он на друга.

– Да, знаешь, отстал, наверное, - пробормотал Фродо, - давай не будем об этом. Подумаем лучше, что делать теперь, идти ведь надо.