Братство Кольца
Шрифт:
Последнее, что увидел Пиппин засыпая - темный силуэт мага и нависший над трубкой нос, высвеченные короткой вспышкой, прикрываемой полой плаща.
Гэндальф разбудил их часов через шесть.
– Пока я тут сидел, - объявил он, - путь определился. Средняя галерея мне не нравится, из левой плохо пахнет, мы пойдем по правой. Будем подниматься.
Еще восемь часов, не считая двух коротких остановок, шли без помех. Впереди, напоминая блуждающий огонек, качался слабо святящийся кончик жезла. Галерея полого, но неуклонно поднималась. По мере продвижения она становилась все шире, пол был ровный, без ям и трещин, даже боковых ответвлений почти не встречалось. Видно, они таки попали на какую-то главную дорогу
Переход определялся расстоянием, которое могли пройти без отдыха хоббиты. Пора уже было подумывать о месте для ночевки, но тут стены и справа, и слева внезапно исчезли. Из-за спины тянуло теплым воздухом, а лицо холодила непроглядная тьма. Путники остановились и столпились возле мага.
Гэндальф довольно усмехнулся.
– Я оказался прав, - похвалил он сам себя.
– Мы выходим к обжитым местам. До восточной стены недалеко теперь, только мы очень высоко поднялись, куда выше Росных Порогов. Сейчас мы в каком-то большом гроте. Я, пожалуй, рискну прибавить света.
Он поднял жезл. Короткая вспышка заставила отпрянуть огромные тени, высоко над головами высветив свод, опирающийся на мощные колонны. Зал был пуст, странно поблескивали темные полированные стены. На другом конце чернели три арки. Большего заметить никто не успел.
– Пока хватит, - проговорил Гэндальф.
– В таких залах обычно бывали окна, врезанные в склоны горы, этакие световые шахты, но снаружи - ночь, до утра ничего не определишь. Если я не ошибаюсь, утром увидим свет. Я предлагаю передохнуть. Большая часть пути уже позади.
Заночевать решили в углу зала, где поменьше досаждали сквозняки. Ветерок тянул из восточной галереи. Когда все улеглись, вплотную подступили темнота и тишина, особая подземная темнота и глухая ватная тишина. Чувство одиночества, затерянности в этих бесконечных печальных залах, переходах, лестницах охватило хоббитов. Смутно-страшные легенды о Мории, когда-то слышанные на родине, оказались на поверку игрушечными по сравнению с молчаливыми подземными пространствами, хранящими и ужасы, и чудеса настоящие.
– Ну и толпища гномов, должно быть, потрудилась здесь когда-то, - прошептал Сэм.
– И каждый хлопотал, как барсук, и хлопотал лет пятьсот, если не больше. Ведь скала же! Она же твердая! А зачем? Неужто можно жить в этих темных норах?
– Это не норы, - подал голос Гимли.
– Это - великое царство и сердце подземного мира. В те времена темноты не было. Свет, великолепие - вот воспоминания о Мории, оставшиеся в песнях.
Внезапно гном встал и глубоким голосом, мгновенно породившим эхо под сводами, запел.
Был юным мир в тиши времен, Был лик луны не затенен, Когда, в величии благом, Явился Дарин, Первый Гном. Средь безымянных гор и рек Бродя один, он их нарек; Он устремил пытливый взор В глубины девственных озер, Где звезды вспыхнули светло, Короной увенчав чело. Был светел мир в тиши времен; Могучи были Нарготронд И Гондолин, чьи короли Еще в пучину не ушли. Был– Здорово!
– восхитился Сэм - Я бы выучил. «О Мория! О Казад Дум!» Эх, как представишь все эти огни, темнота еще горше становится. Послушай, Гимли, а золото и драгоценности эти, они тут так и лежат?
Но Гимли не ответил. Он слишком много вложил в песню и не хотел разменивать высокие чувства на обсуждение презренных деталей.
– Нет здесь драгоценностей, - ответил за него Гэндальф.
– Орки все начисто выгребли. По крайней мере, на верхних выработках. А после ухода гномов нижние горизонты затопила вода, да и кто бы осмелился туда сунуться? Ужас глубин - надежный страж.
– А чего же тогда гномы так вернуться хотят?
– удивился Сэм.
– Это все мифрил, - пояснил Гэндальф, - слава Мории не в золоте или камнях - гномы занимались ими развлечения ради, и не в железе - оно для гномов слуга и помощник. Конечно, и то, и другое здесь есть, но ради них никто не стал бы зарываться так глубоко. Здесь и больше нигде в мире водится морийское серебро, его еще называют подлинным серебром, а по-эльфийски - мифрил. У гномов есть для него свое название, но они никому его не поведали. Мифрил был в десять раз дороже золота, а сейчас и вовсе бесценен, изделий из него на поверхности осталось совсем мало. Жила идет на север, а у корней Карадраса уходит в глубину. Даже орки не осмеливаются продолжать добычу после всего случившегося. Именно мифрил положил начало богатству гномов, но он же и погубил их. Гномы зарылись слишком глубоко и потревожили Ужас Глубин. Потом его назовут Погибелью Дарина. Почти весь мифрил, добытый гномами, захватили орки; конечно, он попал к Саурону.