Братва. Пощады не будет
Шрифт:
– Ша! Кончай базлать! – вмешался Ягода, никогда не любивший пьяных потасовок. Впрочем, как и пьяных лобызаний с ежеминутными заверениями в совершеннейшем искреннем уважении собутыльника.
– А чего он ко мне вяжется?! – совсем по-детски шмыгнув носом, пожаловался Макс, под взглядом свинцовых глаз Ягоды мигом растеряв всю свою агрессивность.
– Он шутит просто. В натуре, – терпеливо пояснил Ягода, выуживая из кармана телаги пачку «Примы». – Закуривай, мальчики, на халяву! И давайте выпьем за тех бедолаг, что сейчас на тюремном режиме
– За братву! – сразу посерьезнев, поднял стаканчик Калмык, уставив осоловелый взгляд куда-то в небо.
– За «крытников»! – получив от приятеля полный стакан, сказал Ягода и неторопливо выпил.
– За черную масть! – рявкнул в свою очередь Макс так свирепо, что можно было подумать, будто он матерый рецидивист-«тяжеловес», а не банальный глупый «баклан».
Они лежали на траве и лениво курили, подставив лица теплому полуденному солнцу.
Весна догуливала последние беззаботные денечки. Очень скоро лето, подмяв ее под себя, страстно-жаркими ласками своими растерзает и заглотит красотку-весну, как самка-скорпион партнера после любовного соития.
– Свинарник давненько не чистили, – проявил вдруг неожиданную трудовую сознательность Макс. – Скоро дерьмо из окошек потечет!
– Верно! – поддержал инициативу Ягода. – Наведи-ка марафет. Лопата за дверью.
– А почему опять я? – недовольно скривил губы Макс, видно, не ожидавший такого неприятного поворота. – Я и в прошлый, и в позапрошлый раз дерьмо разгребал!
– Вот я и говорю: опыт у тебя уже весьма богатый накопился, так что можно смело поручить столь ответственное и важное дело, – усмехнулся Ягода, выплюнув окурок в полузатухший костер.
– Ты у нас знатный ассенизатор-профессионал! – поддакнул Калмык, пьяно ухмыляясь. – Специалист по говну! Непревзойденный!
– Ладно, мужики! Сделаем по справедливости, – поспешил вмешаться Ягода, предотвращая вспышку негодования новоявленного специалиста. – Потянем спички. У кого окажется длинная – тому и лопату в руки. Банкуй, Калмык!
Очень неплохо зная последнего, Ягода не сомневался в исходе жеребьевки. Так оно и вышло – длинная спичка оказалась у Макса, которому Калмык первому протянул свой волосатый кулак с торчащими между пальцами спичечными головками.
– А ну, покажь остальные! – вдруг заартачился обычно смирный и легкосговорчивый Макс.
– Пожалуйста! – осклабился Калмык и, как заправский фокусник, быстро взмахнув рукой, раскрыл ладонь. Две оставшиеся спички были короткими.
– Ты только сейчас их сломал и выбросил! – нахально обвинил в нечестности «банкомета» проигравший.
– По ходу, ты нормального языка, в натуре, не понимаешь, сявка. Будь по-твоему, козлик! – процедил Калмык и, оперевшись на колено, с размаху припечатал свой кулак к челюсти Макса. У того даже зубы сбрякали навроде живых кастаньет.
Оба вскочили на ноги. Калмык, скорее всего просто чтоб запугать молодого неопытного противника, хищно-угрожающе оскалившись,
– Ну что, «баклан»? Пощекотать?!
– Дешевка! Ты только с перышком смелый! – вскрикнул, как всхлипнул, Макс, затравленно глядя на запятнанный клинок.
Он довольно-таки резво отпрыгнул назад – может, испугался, а может, ему просто категорически не нравилась эта перспектива – смешать свою личную кровь со свинячьей. Хотя он был и не еврей.
Красная морда Калмыка аж побелела от ярости.
– На, держи! – он швырнул финку под ноги Максу. – Я такого фраера сопливого и голыми руками уделаю! Даже перо тебя не спасет! Им работать еще уметь надо!
Калмык, приплясывая, как заправский боксер, делая ложные выпады то левой, то правой клешней, стал азартно наступать на Макса, беспорядочно махавшего перед собою поднятым с земли ножом.
– Завязывай дурью маяться! – рявкнул Ягода, пытаясь вернуть ситуацию в управляемое русло.
Но уже было поздно.
Калмык, сделав ложный выпад вправо, тут же прыгнул в противоположном направлении, метя левым кулаком в голову Макса. Но он где-то явно просчитался. Его желторотый противник тоже шарахнулся влево и оказался буквально в объятиях Калмыка.
Два тела, слившись, на мгновение замерли, как в любовном экстазе. Но вот ноги Калмыка подломились, и он тяжело рухнул на землю, вытаращив в небо уже бессмысленные, пустые глаза. Пару раз глухо всхрипнув, затих.
Из груди мертвого поселенца торчала красивая наборно-разноцветная рукоятка, смотревшаяся со стороны этаким совсем неопасным сувениром. Впрочем, это и был сувенир, но специфический, лагерной работы – с тринадцатисантиметровым, бритвенно заточенным жалом.
Посеревшее лицо Макса мелко студенисто подрагивало. Испуганно-удивленный его взгляд, блуждая, остановился на закаменевшей у костра фигуре Ягоды.
– Я не хотел... Гадом буду!
– И что же нам теперь делать прикажешь? На раскрутку идти? – с враждебными нотками в голосе поинтересовался Ягода, машинально обозревая исподлобья окрестности на предмет обнаружения нежелательных свидетелей происшедшего.
– Я все возьму на себя! – истерично заверил Макс, зачем-то суетливо расстегивая и снова застегивая пуговицы своей засаленной телогрейки. – Ты лишь свидетелем пойдешь! Гадом буду!
«Так я тебе и поверил! – зло подумал Ягода, немного успокоившись отсутствием поблизости посторонних глаз. – Отрезвеешь, сука, чуток и враз вкуришь, что на меня «мокруху» повесить как дважды два! Судим по тяжкой, нож мне принадлежит – твоему слову легкостатейника менты поверят без базара, а моими показаниями просто подотрутся!»
Но он промолчал, покусывая губы и быстро прогоняя в голове план дальнейших действий, которые могли бы спасти его от верной «раскрутки» – добавочного срока за убийство, совершенного даже не им.