Братва. Пощады не будет

Монах Евгений

Если бы Василий знал о «собачьей любви» и ртутных махинациях, он бы сразу прекратил волноваться за психическое состояние подруги – та давно ждала смерти супруга, и свершившееся не стало для нее тяжелым моральным ударом. Облегчением скорее.

– Ты куда-то собираешься? – заметила Тамара нетерпеливые поглядывания Василия на настенные часы с кукушкой.

– Надо в город скататься, Гляну на милицейский стенд «Их разыскивает милиция». Коли мой портрет сняли, значит, все в елочку – Михаил проканал за меня.

– Рано еще, Вася, на людях появляться! – обеспокоилась Тамара. – Подожди

хоть с месяц!

– Заглохни, дура! – не сдержался Василий. – Если фото на месте – мне нужно рвать когти, пока менты здесь не нарисовались! Могли ведь догадаться снять отпечатки пальцев с трупа. Тогда кранты, разве не ясно?!

– Успокойся, милый! – Тамара опустилась на колени перед стулом Василия и шаловливо пробежалась умелыми пальчиками по тому органу, который подвластен лишь инстинкту, а не трезвому рассудку. – Поезжай на велосипеде. Он в сарае стоит. – Тамара многообещающе улыбнулась, продолжая нежно массировать быстро набухающий ствол. – Дешевле и безопасней, чем на автобусе, а скорость почти та же.

– Уговаривать ты умеешь! – против воли согласился Василий, не в силах устоять перед жаркой волной вожделения. – Пойдем-ка на постельку, милашка!

На утоление обоюдного приступа животной страсти потребовался почти час интенсивной постельной работы.

Механическая кукушка, высунувшись из своего деревянного гнезда, бойко напомнила о том, что время не стоит на месте и невидимым аллюром приближается к полудню.

Спортивный велосипед был на ходу – даже шины не понадобилось подкачивать.

Распугивая нагло развалившихся в пыли дороги кур, Василий вовсю жал на педали, чтоб побыстрей проскочить деревню. Но у околицы пришлось все же тормознуть – дорогу загораживала лошадь с телегой. Приветствуя знакомого возницу, Василий даже кепку вежливо приподнял:

– Здорово, Фрол!

– Здорово, коль не шутишь! Далеко ли навострился, Михаил?

– В город решил смотаться. Надо подарок Тамарке приглядеть. У нее день рождения не за горами.

– Дело хорошее! – одобрил Фрол, чему-то усмехаясь. – Бог навстречу! Но, родимая! – Хлестнув лошадь вожжами, Фрол съехал колесами телеги на обочину, давая велосипедисту дорогу.

Сплюнув с досады, что заговорил с этим нахальным типом, Василий снова бешено закрутил педалями, за минуту оставив далеко позади бывшего рецидивиста с его дурацкой телегой.

Фрол, полуобернувшись, мрачно наблюдал за велосипедистом, пока тот не скрылся в лесу.

– Ишь, как улепетывает! – оскалил в недоброй усмешке прокуренные зубы Фрол. – Но от судьбы все одно не убежишь, друг ситный!

До Верхней Пышмы вела хорошо утрамбованная асфальтовая дорога, и десять километров, отделявших Балтымку от райцентра, Василий преодолел играючи, даже не устал совсем. Наоборот, чувствовал свое разгоряченное тело сильным и безотказным живым механизмом, готовым для хозяина на любые физические перегрузки.

В черте города пришлось значительно сбавить скорость из-за большого автомобильного движения во всех направлениях. Транспортная забитость трассы говорила не о деловой суете города, а лишь о начале купального сезона – люди в основном ехали из Екатеринбурга, чтобы хапнуть солнечной радиации на ухоженных галечных

пляжах озера Балтым и окунуться в сравнительно чистую зеленоватую водичку.

Приближаясь к горотделу милиции, где у входа с незапамятных времен был установлен деревянный щит с объявлениями о розыске преступников и сгинувших в неизвестность людей, Василий, чтоб не привлекать лишнего внимания к своей персоне, слез с велосипеда и пошел пешком, ухватившись враз вспотевшими ладонями за руль своего спортивного транспорта. Осторожно и сосредоточенно толкал велосипед вперед, как санитар каталку с тяжелобольным.

Поравнявшись с доской объявлений, будто бы скучая, закурил и начал бродить взглядом по белым бумажным листочкам с фотографиями. Специфическим в основном – анфас и в профиль.

«Ну и рожи! Все просят кирпича!» – бодрясь, усмехнулся он, со страхом ожидая натолкнуться взглядом на собственное обритое изображение.

Но пронесла нелегкая. Фотографии Василия ни под одной грозной надписью «Разыскивается опасный преступник» не наблюдалось. Для верности еще разок пробежавшись глазами по лицам менее удачливых собратьев по несчастью, убедился, что ошибки нет. Злополучное объявление отсутствовало. Пылится уже, по ходу, где-то в архиве, перечеркнутое крест-накрест красным карандашом какого-нибудь милицейского бюрократа...

Под равнодушно-сонным взглядом отдыхавшего на скамейке прапорщика внутренних войск Василий культурно выплюнул окурок не на землю, а в жестяную урну и, оседлав велосипед, неспешно покатил к выезду из города.

Проезжая мимо обувного магазина, пожалел, что не захватил с собой денег. Дурочка Тамара сожгла зачем-то совсем новые хромовые сапоги Михаила. Суеверная, видать, слишком. Теперь надо тратиться на обновку, в кроссовках по Балтымке долго не позажигаешь. Любой маломальский дождичек превращает дороги в грязь непролазную.

В душе Василия пели медные трубы победы под аккомпанемент литавр радостных надежд. Ноги, как заведенные, без устали крутили педали – не терпелось поделиться счастливым известием с Тамаркой, верной подругой дней его суровых. Небось так обрадуется, что в обморок грохнется. Опять водичкой придется обливать дурочку. Хо-хо!

Смех вдруг застрял в горле. Василию на миг почудилось, что смеется совсем не он, а брат Михаил. А, ерунда! Мертвые не кусаются! Просто у близнецов все одинаковое.

На одном дыхании проскочив длинное пшеничное поле, Василий въехал в сосновый лес. Природа, словно разделяя его чувства, величаво-торжественно покачивала навстречу верхушками прямых корабельных сосен и удальски посвистывала ветром.

«А ведь без сучка и задоринки проканала моя хитрая мутка с двойником! – важничал сам перед собой Василий, восторженно вдыхая полной грудью пьянящий ветер свободы. – Теперь-то уже можно смело рассчитывать на лучшее!»

Но человек лишь предполагает, а Судьба располагает, как давно известно. Должно быть, на роду Василия начертано было, чтобы он до конца своей забубенной жизни отвечал за художества брата-близнеца.

Когда он сбавил скорость, спускаясь в неглубокий овраг, кусты дикой акации слева от дороги бесшумно раздвинулись и показался черный ствол «трехлинейки».