Братва
Шрифт:
– Давай, – легко согласился я. – Пусть земля им будет пухом!
– Аминь! – Инин выцедил коньяк и пожевал дольку лимона. – Кстати, это дело мне подбросили, дьявол его забери! Чую, опять дохлая «висячка»! По новой меня на каждой оперативке шпынять станут – по городу, свободно разгуливает убийца со «стечкиным» в кармане!
– Не плачь раньше времени, майор. Может быть, смогу и с этим дельцем помочь...
– Неужто напишешь явку с повинной? – быстро вскинул острый насмешливый взгляд опер. – Вот это я понимаю – дружба! Благодетель
– Не смешной у тебя юмор! – Я снова наполнил рюмки. – Придумаю что-нибудь...
– Ты уж постарайся, Монах, войди в положение. На этот раз я просто обязан найти убийцу... живого или мертвого!.. Иначе шкуру с меня на барабан пустят.
– Понял тебя... – Я ободряюще поднял рюмку и улыбнулся. – Заметано!
Разделавшись с «Наполеоном», стали прощаться.
– Так я могу твердо надеяться – живого или мертвого... – протянул лопатообразную ладонь майор.
– Ладушки. На последнее смело рассчитывай, – ответил я, ставя точку в договоре сильным мужским рукопожатием.
– Куда едем? – не оборачиваясь, спросил Цыпа, вставляя ключ зажигания.
– Меня могут поджидать везде, кроме Фрола. – Я закурил «родопину» и откинулся на спинку. – Так что давай-ка к нему.
Через полчаса показались приземистые домишки Балтымки. Нет худа без добра – всю сознательную жизнь мечтал отдохнуть в деревне хоть недельку. Побродить по лесу, ощутить себя частью целого – природы, порыбачить на зорьке... И вот, по ходу, давнее желание сбывается.
Правда, были у меня некоторые сомнения, как воспримет бывший рецидивист наше внезапное посещение, но они мигом развеялись при виде ухмыляющейся веснушчатой физиономии деревенского кооператора.
– По свежей рыбке соскучились? Подлещик ноне на голый крючок бросается. Оголодал за зиму, паршивец. Так что вы в самую тютельку нарисовались. Да в горницу проходите, чего топчетесь?
– Благодарствуем, хозяин! Можно и рыбку половить в мутной воде. – Я усмехнулся собственному каламбуру. – Но у меня другая забота. Кашлять что-то снова начал – должно, лагерный бронхит в атаку пошел. Хочу вот недельку на свежем воздухе полечиться. На постой пустишь? Хавка и выпивка за мой счет, разумеется.
– Какой базар! Нет проблем. – Как мне показалось, вполне искрение сказал Фрол. – Сам с хроническим маялся. Пока курить не завязал и не сел на парное молоко. Еще жир барсучий хорошо помогает.
– Вот и ладушки! Цыпа, сгоняй в лабаз и обеспечь приличную вечеринку. У Фрола, по агентурным данным, кроме демидовского суррогата и квашеной капусты – голяк.
Но я напрасно острил – пока Цыпа выполнял поручение, Фрол слазил в подпол и приволок связку домашней копченой колбасы с аппетитным чесночным духом. Выяснилось, что он держит целый свинарник, выкупив его у разорившегося колхоза.
– Дак ты, выходит, натуральный кулак! – поддел я, с удовольствием наблюдая, как он ловко нарезает колбасу сточенным финским ножом.
– Это при совдепии так называли, – не обиделся хозяин, – а ноне я нормальный фермер. Хребет земли русской, можно сказать.
Цыпа появился нагруженный, как вьючный верблюд. Ящик с пивом и импортную коробку с сардинами отправил на кухню, а три коньячных «Наполеона» заняли подобающее место в центре стола в окружении апельсинов и шоколадных батончиков.
Фрол еще зачем-то выволок из печки ведерный чугунок с отварной картошкой.
Наутро Цыпа, вылакав целый ковшик огуречного рассола, уехал в город, а Фрол ушел по своим свинарным делам.
Послонялся по дому в слабой надежде найти хоть какой-то след недавнего пребывания здесь «живого груза», но ни малейшего намека на это не обнаружил. Скорее всего груз стал уже мертвым.
Вышел во двор. По нему чинно разгуливал петух в окружении дюжины своих гаремных куриц. Из сарая доносилось довольное хрюканье. Скукота! Надеюсь, Цыпе не потребуется целая неделя, чтобы выяснить, для чьей милой коллекции вдруг понадобился мой замечательный скальп.
До вечера провалялся на широкой тахте в мансарде, должно, служившей в качестве комнаты для гостей. В распахнутое окошко вместе с солнечным светом струились запахи соснового леса и беззаботный щебет каких-то пичуг.
Ящик с пивом почти ополовинился, когда по скрипучей лестнице затопали тяжелые шаги Фрола. В выцветшей брезентовой куртке и кирзовых сапогах он выглядел настоящим героем из фильма типа «Покорители целины».
– Разлагаешься, Евген? – дружелюбно усмехнулся бывший уголовник, кивнув на батарею пустых бутылок. – Так с бронхитом тебе не совладать, поверь опыту. Щас ужинать будем, спускайся в горницу.
– Яволь, мой генерал! – Я скинул ноги с тахты и последовал за хозяином.
Сардины в масле с гарниром из жареной картошки с зеленым луком оказались бесподобным блюдом. Хотя, возможно, я просто оголодал за день.
Когда Фрол убрал со стола, я вынул память о Кисе – серебряный портсигар, с которым не расставался:
– Не желаешь пыхнуть, братишка?
Фрол покосился на два ряда «забитых» папирос.
– Я же не курю, Евген. Даже «травку».
– Ну, а я расслаблюсь, с твоего позволения.
После нескольких затяжек пахучего терпкого дыма не выдержал и задал вопрос, что давно крутился в моей голове, просясь на язык:
– Избавь, Фрол, от тяжких мук любопытства. Куда ты дел тех трех гавриков? И вообще – кто они такие?
– Они мои враги. – Лицо хозяина каменно затвердело, глаза блеснули недобрым холодным пламенем. – С лагеря еще. Могу рассказать, коли интересно... Черт с тобой, дай-ка папироску...
Морозным декабрьским утром Фрол шел в сопровождении двух прапорщиков-контролеров в ПКТ, зябко кутаясь в черный бушлат и проклиная свою вечную вспыльчивость.