Братья Дуровы
Шрифт:
ла из них костюм, который придавал нарядный, щегольской вид
артисту. Новинка тем более радовала глаз, что обычно клоуны
выступали в дешевых, сделанных из пестрого ситца балахонах, и
никто до той поры не помышлял о лучшем наряде.
Дебютантам всегда приходится преодолевать настороженность
публики. «Знаем мы эту начинающую молодежь. То ли вот...» —
искушенный зритель называет имя виденного им известного артиста
и с недоверием смотрит на новичка.
нялся еще тем, что московская публика привыкла видеть на арене
иностранных клоунов, нещадно коверкавших русский язык и более
всего полагавшихся на свои трюки, а также на звонкие «апачи».
Появление на арене молодого клоуна не в затасканном ситцевом
одеянии, а в ослепительно богатом, со сверкающими блестками
костюме, уже явилось сенсацией. Его чисто русская речь, умение
донести до слуха каждое слово, богатство интонаций было не мень¬
шей неожиданностью. Все замерли от изумления. Едва же клоун
сделал паузу, раздались приветственные аплодисменты. Следующие
его антре вызывали также горячее одобрение.
Директор Шуман охотно подписал контракт с дебютантом. И что
особенно привлекало внимание — на афишах, извещавших об оче¬
редных представлениях, красовалась, выписанная крупными буква¬
ми строка: «Русский соло-клоун Анатолий Дуров».
В России конца XIX века было немало цирков. Обычно они
не задерживались подолгу на одном месте, а кочевали из конца
в конец обширного государства. Железная дорога редко служила
такой цели, так как перевозка многочисленных животных и гро¬
моздкого имущества в вагонах обходилась слишком дорого. Паро¬
ходы были доступнее, потому-то гастрольные маршруты норой
обусловливались морскими и речными путями. Но чаще всего кони,
еще вчера вальсировавшие на арене, наутро запрягались в цирко¬
вые фургоны. Даже в отдаленные уголки страны забирались кочую¬
щие цирки. Что же говорить о больших городах? Там, случалось,
за год побывает два-три цирка. Лишь поспевай смотреть разные
программы!
Конные номера были основой всякого представления. Даже
самый бедный цирк держал двух-трех обученных высшей школе
лошадей. Цирки с десятком лошадей считались среднего ранга. Ко¬
нюшни же, принадлежавшие братьям Никитиным, Труцци, Сала-
монскому, Чинизелли, насчитывали свыше ста отличных лошадей.
Русские наездники, наездницы, вольтижеры и дрессировщики
стали успешно соперничать с заезжими иностранными артистами.
Увлечение конным цирком немало способствовало развитию
циркового дела в России. Вслед за первым казенным цирком в сто¬
лице стали открываться и другие. Богатый помещик, гвардейский
полковник Новосильцев, женившись на красавице наезднице Лоре
Бассэн, построил сразу два цирка — в Петербурге и в Москве. Через
несколько лет Карл Гинне тоже соорудил деревянные цирки в сто¬
лице и в первопрестольной.
В конце семидесятых годов Гаэтано Чинизелли воздвиг новое
каменное здание в Петербурге, а в 1880 году Альберт Саламон-
ский — в Москве. Оба цирка были построены так хорошо, что и по
прошествии многих десятилетий остались лучшими в стране.
Петербургский цирк выделялся своей архитектурой и богатством
внутренней отделки. Ложи и места партера были обиты малиновым
бархатом, а все проходы уложены дорогими коврами. Для царя и
его свиты были устроены особые ложи с отдельным входом и спе¬
циальным подъездом.
Гордостью Гаэтано Чинизелли была конюшня. Ее устилали ков¬
ры. В антрактах под ноги лошадям подкладывались ковровые
дорожки, а самих животных, чтобы посетители могли лучше ими
любоваться, поворачивали головами к проходу. Здесь же стояли
аквариумы с золотыми рыбками. В дни праздничных представлений
кошошня опрыскивалась из пульверизаторов духами.
Дочь директора Эмма Чинизелли — смелая наездница высшей
школы, превосходная артистка на ведущие партии в конных кадри¬
лях, котильонах, маневрах, охотах — быстро завоевала симпатии
публики. В числе ее поклонников оказался сам наследник престола,
будущий император Александр III, что еще более способствовало
огромному успеху цирка Чинизелли.
Как петербургские, так и московские зрители любовались вели¬
колепными конными представлениями. В цирке Саламонского, как
уже упоминалось, участвовало в карусели сразу сорок две лошади.
Правда, и это не было рекордом. Один из лучших европейских
дрессировщиков Эдуард Вульф ухитрился размещать в карусели
шестьдесят лошадей, а владелец берлинского цирка Франц Ренц
довел эту цифру до семидесяти! Если бы не сохранившиеся фото¬
графии этого живописного, поражающего своей четкой слажен¬
ностью зрелища, то трудно было бы поверить в его вероятность.
Но вот афиша московского цирка Саламонского, которая красно¬
речиво убеждает, что тут тоже умели блеснуть богатством конюшни:
«Большая спортивная пантомима «Елисейские поля». Проезд