Братья Дуровы
Шрифт:
лировать, мимировать, и в первый момент ему удается захватить вни¬
мание, даже нравиться, но очень ненадолго. И это оттого, что в его
веселых движениях нет творчества, нет искусства. Кончается карье¬
ра такого лицедея-весельчака в лучшем случае тем, что его изредка
выпускают в маленьких ролях.
— Нет, господа,— обращается лектор к аудитории,— чтобы вызы¬
вать в публике веселость, вовсе не следует во что бы то ни стало само¬
му
му смеяться. Беда, если клоун смешлив и сам не может удержаться
перед собственным комизмом. Нет, он должен оставаться серьезным
и каждое движение, слово, взгляд заранее во всех подробностях при¬
готовлять в своей лаборатории смеха... Над всем этим клоун обязан
усердно трудиться, упражняться до тех пор, пока сам он и другие ни
убедятся, что это чистая работа, которую можно показать публике.
И когда он выступает со своим новым номером, который длится,
может быть, всего три минуты, публика хохочет и думает: «Какой он
веселый человек, этот клоун! Вишь, какую поразительно смехотвор¬
ную штуку выдумал!» Но вряд ли кто догадывается, каких трудов ему
стоило выдумать и приготовить эту самую штуку, как мало веселился
он в то время и как много работал.
Дуров коснулся темы, которая его самого глубоко волнует, захва¬
ченный ею, он говорит, не замечая аудитории. И те, кто присутствует
в зале, тоже забывают, что перед ними не профессиональный лектор,
а цирковой клоун. Он незаметно вводит их с собою в лабораторию
творчества и раскрывает ее тайны.
Известный московский адвокат сидит на скамье в верхнем ряду
амфитеатра. Очевидно, вспомнив ушедшие студенческие годы, когда
вот так же приходилось слушать лекции профессоров, сидя на скамье,
он, ныне прославленный своим красноречием златоуст, совсем по-сту¬
денчески конспектирует слова лектора-клоуна.
Дуров рассказывает, как его друг, писатель («Уж не Куприн
ли?» — замечает кто-то вслух), долго и скрупулезно изучал цирковую
жизнь, быт артистов, прежде чем приступил к небольшому произве¬
дению на эту тему.
— Я видел, как он писал свою вещь, — говорит Дуров, — сколько
было набросков, сколько раз написанные им страницы целиком пере¬
писывались заново, как он прислушивался к моим замечаниям и
замечаниям других. Сколько было раздумий, колебаний, исканий, му¬
чений, когда ему казалось, что вот это нарисовано слишком бледно, а
вот тут, наоборот, наложены слишком яркие краски. И когда произ¬
ведение было
ло нисколько не легче, чем построить целый дворец.
— Вот так же,— заключает Дуров,— мы долго и кропотливо
ищем подходящие краски для изображения того или иного характе¬
ра. Это труд, тяжкий, упорный, требующий тщательных поисков
мелких подробностей, мельчайших штрихов.
Как непросто, оказывается, веселое ремесло клоуна!
И в роли профессора, читающего лекцию с кафедры, Дуров остает¬
ся артистом, чутко чувствующим зал, — пора переключить уставшее
внимание слушателей.
— Повторите этот маленький трюк! — обращается он к ауди¬
тории.
Присутствующие дамы и господа тщетно пытаются исполнить не¬
сложный фокус с платком и кольцом. Собственное недоумение вызы¬
вает общее веселье и шутки. Искренне хохочет и клоун, очень уж не¬
лепо выглядят эти люди в не свойственном им занятии.
— Вот несообразность, неожиданность и благополучный конец в
действии, — замечает он, — три условия, порождающие смех.
Подвижное лицо его быстро меняет свое выражение. И снова труд¬
но сказать, чего больше сейчас в нем: серьезной или лукавой мысли?
Юмора или скрытой печали?
— Я разоблачил перед вами, — говорит он, — некоторые тайны
искусства смеха. Но этим я не совершил вероломства в отношении
своего ремесла. Несмотря на мои разоблачения этих тайн, пока дух
человеческий будет соприкасаться с внешним миром — будет жить и
смех... Только прошу вас, господа, пользуясь радостью, которую рож¬
дает смех, никогда не забывайте, что есть люди, посвятившие себя
тому, чтобы приобщить вас к этой божественной радости. Это — лице¬
деи, жрецы смеха. Не забывайте, что они, живущие среди смеха и
создающие его, сами иногда принадлежат к тем несчастным, которые
лишены радости смеха.
Лектор сделал паузу, задумался. Не в числе ли он тех, несчастли¬
вых, о которых сейчас говорит? Не думает ли он о себе самом, рас¬
сказывая анекдот о человеке, который обратился к врачу с просьбой
излечить его от безысходной тоски? Врач посоветовал тоскующему
пациенту:
« — Пойдите в цирк, там выступает клоун, обладающий необык¬
новенной способностью смешить. Я уверен, это этот весельчак изле¬
чит вас своим неподражаемым комизмом.
— Благодарю вас, доктор, но я не могу воспользоваться вашим
советом, — ответил пациент.