Братья Дуровы
Шрифт:
С афишей в руке Владимир переступил порог полицейского участка. В канцелярии сидели секретарь, два-три молодых писца и сам надзиратель — гроза местных жителей.
— Что надо? — гаркнул надзиратель.
Пробежав глазами протянутую афишу, потребовал:
— Паспорта артистов!
Владимир вынул свой паспорт.
— Всех артистов говорю!
— Изложенное в афише исполняется мною одним…
— Таких жуликов-шарлатанов не допускаю! — заорал полицейский.
— А я повторяю, что все исполняю я! — вспыхнул Владимир.
— Видал
Владимир подошел к покрытому зеленым сукном столу и… поднял его зубами в воздух.
Надзиратель, секретарь и писцы замерли от удивления.
— Черт возьми! Вот здорово! — восхитился надзиратель. И даже переменил обращение. — А какие еще вы делаете фокусы?
— Покажу, если дадите лист газетной бумаги.
Писцы бросились, подали газету. Владимир, как полагается настоящему фокуснику, развернул лист, показал, что в нем ничего не спрятано, и, обернув вокруг своей руки, попросил не быть в претензии, если вдруг что-либо найдется. И тут же вытащил из газеты свой стоптанный сапог.
Забыв всякую субординацию, писаря захлопали в ладоши, а надзиратель пригласил сесть на стул и милостиво вымолвил:
— Ну, а какой вы клоун и рассказчик, это мы убедимся уже в клубе, в воскресенье.
Как счастлив был Владимир, что научился у балаганщиков несложному приему — ухватить зубами край стола и незаметно подымать его снизу ногой.
На представление в клубе были проданы все билеты. Полному сбору содействовал слух, исходивший из полицейской канцелярии, будто силач подымал стол, за которым восседал толстяк секретарь.
Публика с интересом следила за превращениями геркулеса Владимирова в куплетиста Володина и затем в фокусника Вольдемарова. Перед последним номером программы Дуров поспешил взять у кассира причитающуюся ему часть сбора и накинул поверх своего обычного платья шутовской балахон. Под звуки разбитого рояля он вышел на сцену. Сначала прочел смешной стишок. Нарисовал несколько забавных рож. В заключение обратился к публике:
— Господа, прошу разрешения рассказать о том, что случилось со мною в вашем гостеприимном городе.
— Просим! — пробасил благосклонно настроенный надзиратель.
Рассказ оказался совсем коротким, но вызвал целую бурю. «Иду я берегом пруда. Смотрю — толпится народ. Спрашиваю: „Что делаете, ребята?“ — „Да вот стряслось у нас несчастье, — бьемся у воды три часа и никак не можем вытащить“. — „Кого, чего?“ — спрашиваю. „Надзиратель утонул…“ — „Эх! помогу вам, ребята. Верный дам совет“. „Какой?“ — спрашивают. „Покажите ему трехрублевку, он и сам из воды вылезет“».
Едва соло-клоун произнес последние слова, в зале поднялся невообразимый хохот. Надзиратель крикнул что-то грозное, но его слова потонули в общем шуме. Что произошло далее, соло-клоун так и не узнал. Пользуясь суматохой, он сдернул балахон, бросил его в свой
Там он сел на поезд, отходивший в Москву.
«С этого дня я начинаю летосчисление своей политической сатиры», — написал много лет спустя в своих воспоминаниях заслуженный артист республики Владимир Леонидович Дуров.
…Босой, с непокрытой головой Анатолий вышел на улицу. Пошел куда глаза глядят. Долго бродил по закоулкам и задворкам, не зная, что предпринять. А голод все более давал себя чувствовать. К вечеру вовсе замучил. Хоть протягивай руку — проси милостыню, христорадничай!
Наконец добрел до вокзала и остановился у кабака. Дверь то и дело открывалась, оттуда доносились гам, пьяная песнь.
Чего не заставит сделать голод! Анатолий широко распахнул дверь, с порога сделал сальто-мортале, стал на руки и прошел на середину зала вниз головой.
Толпа расступилась и в миг смолкла.
— А вы, братцы, любите фокусы?
— Уж не ты ли их собираешься показывать?
— А хоть бы и я…
— Ха-ха-ха!.. Ишь шустрый нашелся!
— Ладно, принесите мне хлебного мякиша.
Половые принесли ломоть хлеба, из мякоти его Анатолий сделал несколько шариков, а корку съел.
Немудрящие его фокусы с шариками привели в восторг половых. Когда же он раскрыл секреты своих манипуляций, то окончательно покорил зрителей.
— Впрямь ты мастак! Может, что-нибудь еще умеешь проделывать?
— Умею! Флик-фляк, сальто-мортале…
— Что это такое? Ну-ка покажь.
Анатолий продемонстрировал свое акробатическое искусство. Посетители диву давались, били в ладоши, а исполнитель с пресерьезным видом раскланивался.
— Молодец! Право слово, молодец! Из каких же ты будешь? — расточали похвалы, задавали вопросы зрители.
— Я из цирка…
— Почему же ты не при деле?
— С хозяином поссорился. Денег не платит, ругается…
— А отчего ты такой ободранец?
— Товарищи обокрали.
— Ах ты горюн! Может, есть хочешь? Мы тебя попотчуем.
Трактирные услужающие поставили на стол перед голодным артистом порцию гуляша. Он тотчас набросился на еду.
История его злоключений и намерение отправиться в Москву без билета вызвало новую волну сочувствия.
— Опасно, брат! Поймают — шею накостыляют… Поможем тебе иначе устроиться, — откликнулись доброжелатели.
— Как же иначе доехать?
— Сперва отдохни, переночуй у нас. А там видно будет: утро вечера мудренее.
Анатолия устроили здесь же, в трактире, в закутке, заставленном нарами. Половые накормили его обедом и сообщили, что с железнодорожниками почти сговорились, однако когда завтра утром они соберутся чаевничать, Анатолию для своих благодетелей следует произвести какую ни на есть комедь.