Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)
Шрифт:
Комиссар Хван повернулся к строю.
— Товарищи! Именем революции провокаторы приговариваются к высшей мере социальной ответственности. Приговор приказываю привести в исполнение немедленно.
— Комиссар! — генерал Хомов шагнул вперед, за ним не слишком слаженно, но единодушно шагнули офицеры. — Вы срываете договоренность. Мы категорически протестуем! Из-за трех малолетних глупцов вы рискуете…
— Согласен — дурни они сопливые, — комиссар яростно ткнул растопыренными пальцами в сторону отшатнувшихся пленных. — А там хлопец лежит. Честный, геройский, ему жить бы да жить. Мы революцию
С бронеплощадки отчетливо звякнули нацелившиеся на кучку офицеров пулеметы.
— Вы ответите, Хван, — сухо сказал генерал.
Комиссар кивнул и повернулся к строю:
— Добровольцы есть?
Из строя шагнули десятка два красноармейцев. Пашка видел Степана в кожанке, с неуклюжим «Шошем» за плечом.
Комиссар прошел вдоль строя. Пашка боком ощутил, как подобралась командирша, нет, не шевельнулась, но тело ее, гибкое и легкое, мгновенно перешло из расслабленной настороженности к напряжению скрытой стальной пружины, задень — разогнется, отшвырнет в долю секунды. Пашка с тоской подумал, что собственные, куда более рельефные мускулы, и в жизни до такой степени не натренировать. Для того нужно не гири качать, а настоящим котом-тигром родиться.
Рукоять кувалды, стоящей рядом с сапогом, Пашка придержал кончиками пальцев, потому как дернулось плечо прапорщика. Простой он парень — не мозгом, а твердым лбом думает, к тяжелой железке тянется. Витка вздохнула. Качнулся, но ничего не сказал чекист рядом с ней.
Глаза у комиссара были воспаленные, красные:
— Ну, товарищ Мезина? Дело не женское. Хлопцам своим прикажи. А то сидите, ни рыба ни мясо. И закроем вопрос.
— Никак нет, товарищ комиссар, — тихо и четко сказала Катя. — Группу засветите. Нам высовываться не положено. Будьте добры ответа из Москвы дождаться.
— Не дури, Катерина, — устало сказал Хван. — Не кисейная барышня отговорками отговариваться. Здесь я командую. Ну-ка, хлопцы, выходите.
— Не дам группу, — мягко сказала Катя. — Приказ из центра будет, тогда и командуйте. И кончайте цирк, Иван Денисович. Видали мы уже такое.
Хван кивнул. Не отводя взгляда от безучастного как маска лица девушки, бросил чекисту:
— Под замок их, Борис. Парашу поставьте, и пусть сидят. Башкой отвечаешь.
— Что ж ты, Катерина? — сказал чекист, подсаживая путающуюся в платье Витку. — Нашла время кобениться. Юнкеров один черт в расход отправят. Твои-то хлопцы на чистоплюев не похожи. Рассчитались бы за парнишку, и совесть бы не мучила.
— Не спорю, — согласилась Катя, легко взбираясь в вагон. — Только в нашей работе свои понятия есть. Тонкости. У нас свои, у вас свои. Разница, понимаешь, Борис Борисыч?
— Мудришь. А нам теперь ни чихнуть, ни пернуть, — сиди, вас сторожи.
У стены склада коротко перестукнул винтовочный залп.
Камера — не камера, ящик — не ящик, — железная коробка размерами в рост человека. Из мебели — только зарешеченное вентиляционное отверстие. Хорошо еще, огорченные чекисты принесли пару шинелей из вещей заключенных. По доброте душевной сунули и котелок с водой.
Сидеть было тесно — ноги толком не вытянешь. Сквозь тонкую подстилку из жеваной офицерской шинельки ощутимо отдавался перестук колес. «Товарищ Троцкий» двинулся дальше.
— Что вы молчите? — спросил Прот, ерзая. — Они быстро умерли. А мы — еще неизвестно.
— Того и молчим, — пробурчала Катя. — Ты чего кряхтишь? Неудобно? Сюда садись, — она пнула сапогом мятое ведро с крышкой. — Садись-садись, привыкай к коммунистическому быту.
Пашка очевидный выпад против самого прогрессивного строя на земле решил пропустить мимо ушей. Не время. Вон Германа только тронь — взорвется.
Прапорщик и так зашипел, готовясь сдетонировать:
— Ну, Екатерина Григорьевна, что дальше? Сидеть будем, как кролики? Нужно было сразу рвать, выскочили бы…
— Перестань, пожалуйста, Гера, — Вита ухватила его за рукав. — Куда выскакивать? Не там же под пули прыгать было. Почекаем.
— Золотые слова, — согласилась Катя. — Теперь будем ждать, ибо больше делать нехер. Вляпались. Ты, Герман Олегович, уж прости, но я бы тех сопляков… За глупость, у-у…
— Я их оправдывать не собираюсь, — ледяным тоном отчеканил прапорщик. — Но расстреливать детей преступно.
— Мальчишкам стрелять других мальчишек тоже не слишком здорово, — пробурчала Катя. — Замнем. На повестке один вопрос — какого хрена делать? Багажом до Одессы трястись? Запасные варианты? У кого чего полезного и обнадеживающего в карманах имеется?
Полезного оказалось немного: у Пашки в кармане шаровар завалялась пара тяжелых гаек, оставшихся с ремонтных работ, коробок спичек, памятный хронометр, да еще за голенищем хранилась ложка. У Германа неожиданно обнаружилось непонятно зачем ему нужное зеркальце, расческа и потертый футляр от очков. Прот, оказывается, хранил на животе свою драгоценную тетрадь и пару отточенных карандашей с металлическими колпачками. У Витки не было ничего полезного, кроме пары новеньких изящных носовых платочков с кружавчиками. Совершенно ненужная буржуазная ерунда.
— Витуля, ты от еврейских корней отрываешься, — серьезно сказала командирша. — Ты не девушка должна быть, а рог изобилия. Кто сорок лет бродил по пустыне, приторговывая мацой, галантереей и скобяными товарами?
— Я исправлюсь, — пообещала девчонка. — А у вас що?
Катерина оказалась зажиточной. Кроме всякой мелочи вроде иголок, ниток, часов, ложки и спичек у нее имелся небольшой перочинный нож с перламутровой ручкой. Ножик выспорила уже на «Троцком», назвав наизусть все провинции готовящейся к скорой пролетарской революции Франции. Проверяли по затертому атласу всей командой бронеплощадки — ни разу не ошиблась.
— Жаль, маленький ножичек, — заметил воинственно настроенный Герман, разглядывая в полутьме изящную вещицу. — Безделушка.
— Да, нам бы меч-кладенец двуручный, — согласилась Катя, — налево махнешь — переулочек, направо — бронепоезд шинкованный.
Пашке показалось, что она совсем не считает ножик безделушкой. С командирши станется и такой мелочью кровь пустить. Только лучше бы без этого обойтись.
— Ничего, если кормить будут, доедем, — преувеличенно бодро сказал Пашка. — Мы ж в Одессу собирались или куда? Главное, чтобы пайку не урезали.