Братья по разуму
Шрифт:
– Ну, вроде бы церемония состоялась, – заметил Мэкс. Он повернулся к братьям, стоявшим бок о бок, и вдруг замер, рассматривая их очень внимательно.
– Что такое? – мгновенно среагировал Игорь. И снова ощутил легкое жжение в переносице. Характерный знак того, что на тебя смотрит находящийся в расстроенных чувствах экстрасенс.
Мэкс замялся и опустил глаза.
– Да так, – пробормотал он. – Показалось.
– Расскажите, – не попросил, а скорее потребовал Игорь.
– Экий ты… – усмехнулся Мэкс. – Горячий.
– У меня есть право задавать вам вопросы, Олег Петрович. Я не могу заставить вас отвечать. Но если вам что-то показалось
Лесник потер ладонью щеку, повернулся к братьям спиной и зашагал к дому.
– Не дави на него… – прошептал Вестгейт.
– Отстань, – прошипел Игорь. – Он что-то заметил…
– Да нет! – сказал Мэкс, внезапно останавливаясь шагов через десять. Сказал, видимо, себе. Вернулся назад. Остановился перед братьями, оглядел их с ног до головы и аж скривился от напряжения. Братья молча ждали.
– Действительно, странно… – пробормотал Мэкс. – Но у меня из головы не идет один случай. Просто чертовски давно это было. Ребята, а не может быть такого, чтобы у одного из вас в Проекте отец работал?
– Где? – переспросил Игорь, не веря своим ушам.
– Ну, в Проекте, где ж еще. Как вы его теперь называете… Федеральная Контрольная Служба. Одна х…ня.
Игорь медленно повернулся к Вестгейту.
– Алекс, – сказал он. – Ты не мог бы Тине с завтраком помочь? А мы подойдем чуть позже.
– С превеликим удовольствием, – кивнул Вестгейт и мгновенно исчез за кустами.
– Я что-то не то сморозил? – поинтересовался Мэкс удивленным шепотом.
– Пока не знаю, – сказал Игорь. – Слушайте, Олег Петрович, давайте повторим. Вы сказали, что Проект и ФКС – это одно и то же. Или я вас неверно понял?
Лесник посмотрел на Игоря озадаченно.
– Разумеется, – ответил он. – Официальное название Проекта всегда было – Контрольная Служба. Только при большевиках он назывался Государственной Контрольной Службой СССР, это я точно знаю, мне Тим говорил. А потом, когда его в середине девяностых возродили, он стал называться ФКС. А ты что, не знал?
– Это какой еще Тим вам говорил?
– Ну… Тимофей Костенко. Я его видел как раз перед той заварухой… Перед штурмом.
Игорь заложил руки за спину и прошелся туда-сюда перед лесником. Из-за сетки на него ошарашенно таращился кобель Батя. Видимо, на его памяти с хозяином никто так себя не вел.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Игорь. – Проект ведь был уничтожен… Расформирован. Разве нет? И вообще, откуда вы-то делаете такие умозаключения?
– Милый мой! – воскликнул Мэкс. – Я же был по этому делу у Безопасности главный свидетель! Ха! Никто Проект не расформировывал. Ты что! Огромная спецслужба, тысячи человек народу, офисы, агентурная сеть, производственные мощности… А сколько институтов на него пахало? Это же просто… Просто не по-государственному было бы – ломать такую отлаженную машину. Это Ларин мечтал ее до основания снести. Конечно, я тоже думал, что, как только мы устроим бунт, Проекту кранты. И действительно, уже через сутки после штурма на Проект наехала Безопасность. Которая, оказывается, давно на этих мерзавцев зуб точила. А потом они присмотрелись, осознали, что к чему, и просто фирму обезглавили. Поставили свое руководство. И все заработало по-прежнему, только в другом ключе. Ты пойми, родной, главное ведь в Проекте – идея! Ее реализовывали негодными фашистскими методами. Значит, методы нужно было сменить. Вот и все. Честно говоря, ты меня удивил… Я думал, ты в курсе.
– Так какая же у Проекта идея? – спросил Игорь, глядя себе под ноги.
– Контроль, – ответил Мэкс жестко. – Но согласись, в понятиях большевиков и в современном контексте это совершенно разные вещи, разве не так?
– Может быть… – пробормотал Игорь неуверенно.
– Не «может быть», а так точно. Ты думай, с кем говоришь. Уж если кто и должен ненавидеть эту структуру, так это я. Да, я не прошел обработку, я не стал таким, как Тим Костенко или Витя Ларин. Я остался человеком. Но я тоже с детства и по сей день под колпаком. Сначала меня держали за холку, потому что какая-то сука еще до моего рождения вычислила, что я неблагонадежен и не готов к борьбе за дело Коммунистической партии! Потом меня затащили в Охотники, потому что решили использовать как пушечное мясо! И наконец я торчу здесь, в этой жопе, в этой глуши несусветной, потому что слишком много знаю! Теперь можешь себе представить, где у меня сидит этот ваш Проект?!
– И тем не менее вы с этой фирмой сотрудничаете и сейчас держите для нас коридор…
– Я поверил, – сказал Мэкс, и Игорь понял – он действительно верит. По меньшей мере в то, о чем говорит. – Может быть, это моя беда. Но все-таки я работал в Проекте без малого десять лет. Я знаю эту структуру. Я ведь потом еще наблюдал, как она перестраивалась, когда руководство взяла на себя Безопасность. И я принял главную идею Проекта, основную, которая всегда была нормальной, пока на нее партийной идеологии не понавешали. И я готов ради этой идеи делать то, что я делаю.
– Ради контроля?..
– Ради блага моей Родины. Неужели это так сложно понять, Игорь?
– А вы уверены, что ФКС обеспечивает именно благо вашей Родины, Олег Петрович? – спросил Игорь очень вкрадчиво.
Лесник презрительно фыркнул.
– Вообще-то наше поле деятельности сейчас – общественное благо в масштабах всей планеты, – заметил Игорь.
Лесник не выдержал и расхохотался. Игорь внимательно следил за его реакцией и ждал.
– Х…ня! – заявил Мэкс, отсмеявшись. – Ты просто еще молодой.
– Ладно, – сказал Игорь, выставив перед собой ладонь, будто в попытке защититься от чужого и чуждого мнения. Теперь он понимал, отчего Мэдмэкс стал одним из командиров у Охотников. Господин Максаков умел транслировать эмоции. Он вбивал в тебя свою правду так, что она становилась и твоей правдой тоже. Каждое слово лесника будило в Игоре подозрения – а не прав ли этот старый черт? А не было ли так на самом деле? И почти со всеми выкладками Мэкса Игорь уже был готов согласиться целиком и полностью. Ему самому не хватало крошечного сигнала, буквально нескольких байтов информации, чтобы тоже все понять.
Нужно было всего лишь посмотреть на проблему под тем же углом, что и старый Охотник.
– Ладно, – повторил Игорь. – Я еще молодой, и я не все понимаю.
– Да тут понимать нечего, – заявил Мэкс безапелляционно. – А «русская культурная экспансия» – что, по-твоему? Не есть ли это глобального масштаба акция по установлению контроля? Отчего это якобы спонтанно возникла непреходящая мода на все русское, которая держится уже пять лет и с каждым годом становится все глубже? Почему сам термин – довольно агрессивный, согласись – произносят по всему миру чуть ли не с наслаждением? Откуда он взялся, этот термин, вообще? Ты уверен, что он именно в Брюсселе впервые прозвучал, а не у Папы в кабинете?