Братья по разуму

Маклафлин Дин

– Да, я считаю, что все это необходимо, - вынужден был он признать. Я убежден, что иначе шаркуны остановятся в своем развитии. Ведь и нашим собственным предкам пришлось пройти через нечто подобное, в противном случае мы до сих пор оставались бы лишенными разума животными.

– Чепуха!
– крикнул Хичкок.
– Тот факт, что нашим предкам никто не помогал, не имеет никакого отношения к сути дела. Они в любом случае стали бы людьми. Таково было их предназначение - стать людьми. Таково же предназначение и здешних несчастных обитателей. И помешать им невозможно. У

человека нет власти изменить предначертание судеб. Эти существа страдают и гибнут, потому что вы сознательно игнорируете их нужды. В вашем распоряжении есть все средства, чтобы оградить их от страданий, и этого требует ваш нравственный долг. Презреть его, значит растоптать идею гуманности.

Рийз сидел неподвижно. Его давило безнадежное ощущение собственной беспомощности.

– Мне кажется...
– сказал он глухо.
– Мне кажется, я понимаю, почему Сигурд с такой охотой сообщил вам результаты своих исследований. Он хочет положить конец их развитию. Я не ошибся, Сигурд?

– Да, хочу!
– буркнул Мюллер.
– Нам бы не миндальничать нужно, а принять меры, пока еще не поздно. Вы же наблюдали, как ведут себя дикие кровожадное зверье. Только и ждут случая разорвать человека в клочки и сожрать.

– С другой стороны, - задумчиво перебил его Рийз, - ручные, которые живут на станции, смирны и послушны.

Мюллер только презрительно махнул рукой.

– Эти не в счет, - заявил он.
– Эволюционный тупик, и больше ничего. Опасны те, которые живут на материке. Если мы допустим, чтобы они поумнели, то их уже не остановить. Они нас истребят. Это мы окажемся на положении животных. Если мы не остановим их теперь, они вышвырнут нас из галактики. Пока еще у нас есть возможность их остановить, но потом будет поздно. Значит, надо браться за дело, не откладывая. Сейчас.

Он же действительно верит в то, что говорит, с изумлением подумал Рийз.

– Нет, Сигурд, я не согласен с вами, - сказал он, отчетливо произнося каждое слово и стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и убедительно. Вспомните хотя бы эксперимент, который мы провели лет двадцать назад, когда несколько детенышей диких шаркунов были помещены на станции к ручным и выросли среди них. Ни у одного в поведении не проявилось то... та черта их родителей, которую вы называете кровожадностью. Вот почему я убежден, что эта... эта свирепость - вовсе не наследственное свойство, а порождается только воздействием внешних условий жизни.

– Да неужели?
– насмешливо бросил Мюллер.
– Но ведь те, кто уже научился думать, растут не на станции. Они растут там - на материке.

Рийз кивнул.

– Совершенно справедливо, - сказал он.
– Но прежде, чем они смогут стать опасными для нас, им еще надо будет создать цивилизацию, техническую культуру. А высокоразвитая цивилизация по самой своей сути подразумевает способность ее создателей воздействовать на среду обитания. Устранив же причины, порождающие свирепость, они устранят и биологическую потребность в свирепости. Заметьте, кроме того, что прежде их свирепость была обращена и на себе подобных - вплоть до каннибализма. Но в последнее время,

насколько мне известно, некоторые из них начали охотиться группами. Они обнаружили преимущества, заложенные в сотрудничестве. Не кажется ли вам, Сигурд, что это путь развития, который... который в конечном счете исключает врожденную свирепость? Неужели вы будете спорить?

– И вы считаете, что такой риск оправдан?
– вызывающе спросил Мюллер в свою очередь.

– Иного выхода, совместимого с требованиями элементарной этики, у нас нет, - твердо сказал Рийз.

– Пф!
– фыркнул Мюллер.
– А как, по-вашему, они будут относиться к нам, когда поумнеют и сообразят, что мы посиживаем тут сложа руки и не желаем палец о палец ударить, чтобы им помочь? Да они нас возненавидят. И как еще возненавидят!

Рийз покачал головой, но ответил не сразу.

– Нет, Сигурд, - сказал он наконец.
– Переход будет очень медленным и постепенным. С какого-то момента им уже можно будет оказывать помощь... причем задолго до того, как их развитие достигнет той ступени, на которой они могли бы представлять опасность для нас. Да и вообще, если их интеллект действительно станет таким могучим, как вы предсказываете, они, несомненно, поймут, что так и остались бы животными, если бы мы поторопились со своей помощью.

Мюллер злобно крякнул.

– Это все умствования, - сказал он.
– Ну, а предположим, что вы ошибаетесь? Ведь вы же говорите сейчас о будущем всего человечества. Поймите, речь идет о нас с вами!

Рийз кивнул.

– Я знаю, - сказал он невозмутимо.
– И отдаю себе отчет в том, что последствия наших нынешних действий и решений станут явными лишь через несколько тысячелетий. А тогда, полагаю, мы с вами будем основательно забыты. Вот почему так тяжела лежащая на нас ответственность. Мы обязаны выбрать правильный путь.

– И на таком-то основании вы отказываете им в помощи?
– саркастически осведомился Хичкок.
– Мистер Рийз, ни разу в жизни мне не доводилось слышать ничего более...

Итак, все его доводы, все попытки объяснить, убедить оказались тщетными. Рийз съежился в кресле, крепко вцепившись в подлокотники. Что делать? Что делать? Точно рассчитанная мюллеровская полуправда, тупое упрямство Хичкока - против такого сочетания он бессилен. Он исчерпал все средства, которые были в его распоряжении. И потерпел неудачу. Его душила горечь поражения. Ему было невыносимо жаль всех тех разумных шаркунов, которые теперь уже никогда не появятся на свет.

Это несправедливо. Несправедливо!

Однако вслух он ничего не сказал. Что толку говорить о справедливости с этой парой? И более того: абстрактная справедливость - это идеал, и он не имеет права требовать ее от реального мира.

Да, конечно, это несправедливо. Но ведь в реальном мире справедливости в чистом виде и не может быть, ибо реальный мир подчиняется физическим законам, а не понятиям о порядочности и честной игре. Смириться с этой мыслью было нелегко, но Бен Рийз смирился. Как ученый он не мог не признать очевидности, хотя все его чувства восставали против нее.