Братья
Шрифт:
Толик стоял в подворотне на противоположной стороне и наблюдал. Автоматчик переминался с ноги на ногу. Люди работали не торопясь.
Толик стал присматриваться к долговязому парню, что-то было в нем неуловимо знакомое, как он брал кирпичи и аккуратно складывал их, как шел обратно, опустив руки. Лица Толик никак не мог рассмотреть. Парень двигался как автомат и все время смотрел себе под ноги.
Переминавшийся с ноги на ногу автоматчик крикнул что-то своему невидимому для Толика напарнику. Тот ответил. Автоматчик торопливо повел собаку за собой. Долговязый поднял голову и посмотрел вслед. И тут Толик узнал
Толик вышел деловым шагом из подворотни, будто он тут живет и направляется куда-то по делу. Остановился, сделал вид, что зашнуровывает башмак. Автоматчика с собакой на улице не было, другой стоял далеко.
– Серега!
– тихо позвал Толик.
Тот не услышал.
– Серега!
– сказал он громче.
Над панелью висела рыжая пыль.
Серега обернулся, ему показалось, что кто-то зовет его. На противоположной стороне стоял мальчишка. Серега стал взглядываться, но мешала пыль. И вдруг мальчишка скрестил руки на груди. Знакомый знак Великих Вождей. Да это ж Толик-собачник! Эдисон тоже сложил руки на груди.
В это время из соседней подворотни вышел автоматчик с собакой. Закричал:
– Арбайтен! Арбайтен!
Серега пошел к кирпичам, искоса поглядывая на Толика.
– Цурюк! Пошель!
– крикнул автоматчик Толику.
– Иду, господин офицер, иду, - громко сказал Толик.
– Но скоро снова приду!
– Это для Сереги, хотя говорил он, обращаясь к автоматчику и слегка кланяясь.
И Толик ушел, не оборачиваясь.
Через полчаса состоялось экстренное совещание Великих Вождей, из которых в наличии оказались Толик и Злата. Надо было выручать Эдисона. Но как? Арестованных было десять человек, охраняли их два автоматчика и собака. А может быть, и внутри здания или во дворе был третий. С улицы не видно. Для чего немцам понадобилось разбирать стену и долго ли там будут работать - неизвестно. Когда арестованных приводят, когда уводят и куда уводят - тоже неизвестно. Их могли уводить в тюрьму, и в службу безопасности, и в полицию. Впрочем, если бы в полицию, тогда их охраняли бы "бобики".
– Странно, что Серега в городе. Он же где-то в глубоком тылу должен быть, - удивлялась Злата.
– Факт есть факт. Слушай, меня когда-то твой повар выручил. Может, он и Серегу… Можешь ему растолковать?
– Растолковать-то могу, а что толку? Надо бы с Гертрудой Иоганновной поговорить.
Толик махнул безнадежно рукой.
– Она сама из тюрьмы. Я так думаю, что нам надо напасть на часовых.
– Тебе и мне, что ли?
– удивилась Злата.
– А что?! Гранату кинуть… Трах-тара-рах!… Арестованные врассыпную… Серегу спрячем у тебя. Или у меня. А еще лучше у Пантелея Романовича. У него Петька пересидел, пока Гертруду не выпустили.
– У деда Пантелея?
– Точно. Дед сам проговорился. Я к нему раза два заходил, даже следов Петьки не заметил. Даже Киндер не тявкнул. Дед умеет прятать. Так как?
– Чего как?
– Насчет гранаты. Бросим?
Гранаты нету, - насмешливо ответила Злата.
– Гм… А если есть?…
– Все равно бросать нельзя. Шумно больно. А на шум немцы набегут. И сами пропадем
Толик покосился на Злату. Ишь ты, Ржавого вспомнила - глаза засветились. Странные люди девчонки. Хотя какая Крольчиха девчонка? Великий Вождь.
– Подумаешь, Ржавый… У меня, между прочим, серого вещества не меньше, - слегка обиделся Толик.
– Зато извилины короче.
– А ты мерила?
– А чего их мерить? И так видно. Да ладно тебе, не дуйся. Это я так, для красного словца. У тебя мозги тик-так!… Только гранату нельзя. Осколки не разбирают, где свой, где чужой.
– И нету гранаты, - признался Толик.
– Ее где-то стащить надо. Слушай, ты не помнишь, в том доме двор проходной?
– Глухарь. Там же Любка жила, кругленькая такая из седьмого первого.
– Жиргут?
– Ага… Я у нее как-то была. Пошла по привычке дворами, а там - стена. Пришлось обходить.
– Стена высокая?
– заинтересованно спросил Толик.
– Высокая. Там еще склад мебельный был.
– А сейчас там чего?
– А чего там может быть. Он два дня горел.
– Точно. Еще краской пахло. Как подойдешь - чихаешь. Надо стену посмотреть. Пойдем?
– Сейчас?
– А чего откладывать? Со стороны склада посмотрим.
– Ладно. Катюня, - позвала Злата.
Девочка появилась из кухни с тряпичной куклой в руках.
– Я отлучусь вот с Толиком ненадолго. А ты дверь на крюк запри и сама из дому не выходи. Ладно?
– Ладно. А можно я куклино платье постираю?
– Постирай. Только воду не проливай на пол.
Двор склада оказался заваленным горелыми железными бочками. Каменные стены сарая без крыши и широкий зияющий проем ворот были черны от копоти. Стена, выходящая к разрушенному дому на улице Коммунаров, сложена из кирпича и даже оштукатурена, но штукатурка обвалилась. На гребне стены торчали железные ржавые прутья. Между ними когда-то была натянута колючая проволока, кое-где она свисала свернувшимися в клубок ржавыми спиралями. Во дворе склада, сквозь пепел, хлам и мостовую пробивалась сочная трава. До сих пор пахло горелой краской.
– Ну… - обронила Злата, когда они обошли двор.
– Баранки гну… - Толик ткнул бочку башмаком. Бочка загудела глухо.
– Гляди-ка, не разваливается.
– Он поставил ее на попа. Залез и легонько попрыгал. Бочка ворчала, с боков ее осыпалась рыжая окалина.
– Держит, - довольно произнес Толик, вытянул руку и замер на мгновение.
– Ты чего?
– Это я - памятник.
– Он засмеялся и спрыгнул на землю.
– Нашел время для шуток!
– сердито выговорила ему Злата.
– Значит, так. Слушай план. Бочки подкатываем к стене. На две ставим третью. Залезаем и смотрим тот двор. Если там часового нет, опускаем туда лестницу.
– Какую?
– Еще не знаю. Серега бежит к стене, забирается по лестнице, прыгает на бочки и тикает. Вот так!
– За ним же часовой на улице наблюдает!
– Отвлечем.
– Как?
– Еще не знаю.
– А откуда Серега узнает, что надо бежать к лестнице у стены?
– Сообщим в записке.
– В какой еще записке?
– А которую передадим.
– Как?
– Еще не знаю.
Злата посмотрела на приятеля насмешливо.
– Этого не знаешь, того не знаешь!… Не план, а тришкин кафтан.