Братья
Шрифт:
– Такого мужчину вы не могли не заметить. У вас прекрасный вкус, - польстила Гертруда Иоганновна.
– Да-а… Меня она усекла в первый же день, - кивнул фельдфебель. Шея от выпитого у него ослабла, и голова все время беспорядочно двигалась, словно крепилась к туловищу на шарнире.
– Фамилия его - Флич.
– Фамилия ничего не говорит, - качнулась фельдфебельская голова.
– Нужен номер.
– Он необычно одет, - осторожно вдалбливала Гертруда Иоганновна.
– В черный фрак с белой манишкой.
– А-а…
– воскликнул фельдфебель.
– Камера шестьдесят семь. Какая память!… Верите, бочку выпью, фрау. Как меня зовут - забуду. А номера помню.
– Так-так, господин фельдфебель. Просто чудо, а не память! Значит, он у вас?
– Был… Был… Еврей… Такой… - фельдфебель взмахнул нетвердой рукой над головой, хотел показать прическу арестанта, но покачнулся и облокотился на плечо подруги.
– Теперь нету… Отправлен в лагерь.
– В лагерь?
– Всех евреев отправляют в лагерь. Такой порядок… Вы не сомневайтесь, фрау… Всех!
Гертруда Иоганновна почувствовала, как кровь отливает от лица, сцепила руки. Держаться, держаться!…
– Ой, какая вы бледная, фрау!
– сказала надзирательница.
– Это бывает, - просипел фельдфебель.
– Я тоже от белого краснею, а от красного - белею.
– Он опять затрясся от беззвучного смеха.
– Еще у вас сидит дьякон, поп, - Гертруда Иоганновна выдавливала слова сквозь зубы.
– В малиновой рубахе.
– Номер?
– Откуда ж мне знать, господин фельдфебель.
– Без номера человек не бывает…
– Говорит таким густым басом.
– Нет… У нас не говорят…
– Романсы поет.
– В карцер!… У меня порядок, фрау.
Гертруда Иоганновна поняла, что больше ничего не добьется. Она встала.
– Спасибо, господа, что заглянули. Рада была посидеть с вами.
– Густав, - сказала надзирательница.
– Пойдем. Пора. Чудесный вечер, фрау Копф. Мы очень довольны. Все очень вкусно.
Фельдфебель вцепился неуклюжими пальцами в бутылку.
– Фрау не рассердится, если я возьму остатки с собой? На свежий воздух.
– Он громко икнул.
– Нельзя недопитую… Непорядок.
– Бога ради, господин фельдфебель.
– Густав, - он поднял бутылку над головой и покачнулся.
– Попадете в тюрьму, вызывайте меня… Густав.
Они вышли в коридор. Гертруда Иоганновна слушала, как удаляются неверные шаги. Потом заперла дверь, прошла в спальню, села на кровать, опустив руки, как плети.
– Что, мама?
– спросил встревоженно Петр.
– Флича отправили в лагерь.
– Неплохо набрались, фельдфебель.
– Так точно, господин штандартенфюрер! Выходной.
– Давно служите?
– Всю жизнь при тюрьме, господин штандартенфюрер.
– Пора уже быть обер-фельдфебелем?
– Так
– Фрау Копф угостила?
– Подруга моей подруги.
– Фельдфебель ткнул надзирательницу локтем в бок.
– Сидела у нее в блоке.
Витенберг улыбнулся.
– Еще смею сказать, господин штандартенфюрер, нет ближе знакомых, чем арестант и тюремщик.
– Да вы - философ, фельдфебель!
– Никак нет! Старший надзиратель.
Витенберг остановил их в вестибюле. Фельдфебелю льстило, что такой начальник обратил на него внимание.
– О чем же вы говорили с фрау Копф?
– Милейшая женщина…
– Фрау спрашивала об арестанте, - вставила надзирательница, она чутьем поняла, чего хочет от них штандартенфюрер. У нее был врожденный нюх на начальство.
– Фамилия арестанта Флич?
– Номер шестьдесят семь, господин штандартенфюрер. Пиджак с хвостами… - Фельдфебель показал бы руками хвосты, но перед начальством надо держать руки по швам. Это он усвоил с детства. Порядок.
– И что вы ей сказали?
– Отправлен в лагерь, - ответила надзирательница.
Штандартенфюрер снова улыбнулся.
– Спокойной ночи, - он покосился на бутылку в руке фельдфебеля и добавил: - И хорошего похмелья.
Предчувствия не обманывали Гертруду Иоганновну. Круг замыкался.
– За Гертрудой установлена слежка. Шура видела, как за ней ходят хвосты. Думаю, что под наблюдение взяты все, кто ее окружают, - и Петр, и повар, и служащие в гостинице. Штандартенфюрер Витенберг никому и ничему не верит. Его принцип - нет дыма без огня. Так я понимаю. Он замкнул круг, а Гертруда - в центре. Судя по ее поведению, она ни о чем не догадывается. Вероятно, уверена, раз выпустили, беда миновала.
– Алексей Павлович перочинным ножичком сдирал кору с прутика. Прутик был тоненький и гнулся.
Рядом на расколотом вдоль бревне, уложенном на два пня, сидел "дядя Вася". Такие лавочки сооружены почти возле каждой землянки. Лагерь обжит, через болота проложена надежная гать, настил притоплен в воду. Заготовлены дрова на зиму. На высоких соснах сооружены неприметные площадки для наблюдателей. Выставлены секреты и дозоры. Ни суеты, ни крика. Штаб бригады живет размеренной деловой жизнью. Уходят на задания группы. Летят под откос вражеские эшелоны, горят склады, громятся фашистские гарнизоны. Сотни людей собирают сведения о передвижении гитлеровских войск на железной дороге и на шоссе. Можно сказать: ни один фашист не пройдет незамеченным. В определенное время штаб бригады связывается по радио с центральным штабом партизанского движения. Идут шифровки в Москву и из Москвы.