Братья
Шрифт:
– Награждается орденом Красной Звезды, - раздалось рядом.
Маршал протянул ей красную книжечку и маленькую коробочку. Они легли на ее ладонь. Надо сказать то же, что говорили все, но она забыла, что надо сказать.
– Вторым орденом Красной Звезды, - прозвучало рядом.
– И медалью "Партизану Отечественной войны первой степени".
И еще две коробочки легли на первую. Она подхватила их обеими ладонями, чтобы не уронить.
– Спасибо, товарищ маршал, большое спасибо… Я… Я всегда… - Она повернулась лицом к сидевшим и хлопающим людям. Увидела улыбающегося Алексея Павловича и "дядю Васю" и еще
Она набрала в легкие воздуха и сказала отчетливо и громко, чтобы все они слышали, все:
– Служу Советскому Союзу!
– Не надо забывать, что именно мы, немцы, дали самостоятельность словакам.
Гости - патер, генерал и толстый с бегающими глазами - согласно кивнули. Вопреки привычке есть молча, доктор Доппель все время говорил. Павел прислушивался, присматривался, пытаясь понять, о чем речь. Но суть ускользала. Продолжался разговор, начатый в кабинете, а начала Павел не слышал. Когда ушел садовник, он пробрался под окно кабинета. Но окно оказалось закрытым.
– Вы недооцениваете коммунистов, - продолжал доктор.
– Да-да, не усмехайтесь, господин пастор, коммунисты не придут к вам исповедоваться. У них - свой бог, классовая борьба.
– Мы уничтожили классы!
– воскликнул толстый.
– У нас в Словакии нет классов. Мы - единый словацкий народ! Единый! И мы не позволим ни коммунистам, ни социал-демократам, никому разрушить наше единство. Мы, словаки, строим свое национальное государство. Общенациональное!
– Ваше стремление мы понимаем, и фюрер поддерживает его. Но вы недальновидны. Вы сейчас подобны глухарю на току. Тот тоже поет и в это время слышит только сам себя. А между тем мы имеем сведения, что коммунисты, социал-демократы и другие, как вы изволили выразиться, ищут общий язык. Если они найдут его, вам придется туго.
– У нас армия, - важно произнес генерал.
– Среди солдат есть те же коммунисты, социал-демократы и прочие.
– Святая церковь направит свою паству, - сказал патер, молитвенно сложив ладони.
– Не сомневаюсь, - наклонил голову Доппель.
– И все же в Словакии неспокойно.
– Вы имеете в виду партизан?
– сморщил нос толстый.
– Кучки уголовников. Ждут обоз пожирнее, чтобы ограбить. Сидят в горах, жрать нечего. Или перемрут с голоду или сами придут, с поднятыми руками. В Словакии это не пройдет. Словакия не Россия.
Доппель покосился на Павла. Павел неторопливо резал мясо, глядя в тарелку.
– Я имею в виду коммунистов…
– Коммунисты у нас вот… - Толстый сложил пальцы решеткой и сквозь них посмотрел на всех по очереди плутовским взглядом.
– Вот. Вместе с вашим Марксом, - и он хихикнул, довольный тем, что уязвил Доппеля.
– Маркс был евреем, - отпарировал Доппель.
– Тем более. У нас в Словакии этой проблемы нет!
– Святая церковь не допустит, - патер снова сложил молитвенно ладони.
– Армия выполнит свой долг, - произнес генерал.
Доктор Доппель нахмурился.
– Все это прекрасно, господа. Но должен предупредить вас: пока на свободе хоть один коммунист - нельзя успокаиваться.
"Придут русские, придут, - злорадно подумал Павел.
– Вы еще повертитесь, господа!"
Матильде было скучно. Все это - политика! Политика ее не интересовала. Она бросала на генерала долгие взгляды. Поймав их, генерал начинал перекладывать с места на место вилку и нож или вертеть в пальцах хрустальную рюмку.
Павла это отвлекало. Он не все улавливал в разговоре за столом, но одно понял: в самые ближайшие дни штурмовики и полиция пройдут "с частым бреднем". Что это такое "с частым бреднем"? Немцы передали словакам какие-то списки. Поскольку словацкие тюрьмы переполнены, они готовы, в порядке дружеской помощи, предоставить словакам места в своих лагерях. Словаки, в свою очередь, должны увеличить поставки Германии. Даже если для этого придется подтянуть собственные ремешки. Доктор так и сказал. Это в общих интересах.
Когда гости распрощались и уехали, Доппель, провожавший их, вернулся в столовую.
– Спасибо, Анна, - поцеловал он руку жены.
– Все было прекрасно!
– И добавил: - Как мельчают люди!
Утром садовник косил между деревьев траву. Павел поздоровался. Постоял рядом. Спросил, как бы между прочим:
– Скажите, пан Соколик, что такое "частым бреднем"?
– Просим?… - Старик явно не понял.
– Ну, бредень… сетка такая…
– Сиеть?… О!… Хитать рыбы!… Ловить…
– Ловить… Да… Вчера они говорили, что полиция и штурмовики пойдут "с частым бреднем". Я понял. Они будут ловить рыбу. По спискам.
– Рыбы?… - Старик пожал плечами.
– Что есть "спискам"?
– Немцы передали им списки… Списки… - Павел вытянул левую ладонь и стал на ней писать воображаемым карандашом.
Лицо Соколика напряглось, морщины сбежались у глаз.
– Имя. Фамилия, - сказал Павел.
– Соколик Ондрей.
– Понял, - старик кивнул.
– Мено а приезвиско. Я есть Соколик Ондрей. Мено а приезвиско.
– Вот. Список.
– Павел снова стал писать на ладони, повторяя: - Мено а приезвиско, мено а приезвиско… - И добавил шепотом: - Коммунистов.
Морщины от глаз разбежались по щекам.
– Похопил
[9] … - Садовник посмотрел на Павла внимательно. Взгляд острый, испытующий. Павлу он показался вдруг потеплевшим.
– Понял… Часты сиеть… Хитать рыбы… Спасибо, приятель…
Павел повторил:
– Список. Мено а приезвиско…
– Спасибо. Ты скуточны
[10] русский. Спасибо. Мой внук - Янко. Просишь меня. Деда Ондрей.
Павел понял, кивнул.
9
[9] Понял (словац.).
10
[10] Настоящий (словац.).