Бразилия и бразильцы

Фесуненко Игорь Сергеевич

Часа через два после старта в Белене мы приземляемся в Марабе. Не успевают еще заглохнуть моторы «баркрайфта», как Журандир уже бежит к джипу, стоящему около белого домика радиостанции. Нужно отдать должное этому смуглому крутолобому, удивительно обаятельному и веселому парню. Стремясь самым добросовестным образом выполнить возложенную на него миссию, он с первых же минут после знакомства с нами кипит энергией. Пилоты Перондини и Рейс еще устанавливают колодки под колеса самолета, а джип, в который мы бросаемся вслед за Журандиром, уже срывается с места и устремляется по пыльной дороге к поселку.

— До обеда мы должны посмотреть первый участок Трансамазоники, — кричит Журандир. Немцы послушно кивают головами. Им, похоже, импонирует его деловитость.

Не успев перевести дух, мы оказываемся на фронте работ — на первом отрезке Трансамазоники, продвинувшемся пока что всего лишь километров на двадцать от Марабы в глубь леса. Натужно ревут, покачивая тупыми мордами и ковшами, бульдозеры, тягачи, скреперы. Рабочих мало. Инженеров и того меньше. Журандир объясняет, что почти все они — впереди, там, где валят лес и куда нам не добраться по этой дороге, раскисшей после вчерашнего ливня. Мы хватаем фотоаппараты, ловим в видоискатели рабочих, тракторы, лужи, катки. Немцы совещаются насчет лучшей точки съемки, но Журандир уже сигналит гудком, подзывая нас к джипу.

— Сеньоры, мы опаздываем на обед, — кричит он, пытаясь переорать рев проползающего мимо нас бульдозера.

Немцы послушно лезут в джип, и мы торопливо возвращаемся в Марабу, скользя по размытой колее будущей Трансамазоники.

В домике на высоком берегу реки Токантинса нас уже ждут инженеры фирм «Жозе Мендес Жуниор» и «Кристо Редентор», ведущих прокладку дороги от Марабы к Эстрейто и Алтамире.

После недолгих, но сердечных приветствий мы устремляемся к столу. По мере того как опустошаются темно-зеленые пивные бутылки и наполняются желудки, атмосфера за столом оживляется. По просьбе хозяев Карл рассказывает о новых моделях «фольксвагена» и о главном бомбардире сборной футбольной команды ФРГ Герде Мюллере, а я — о сибирских морозах и о космических кораблях «Союз». Постучав вилкой по тарелке, Журандир встает и произносит речь, в которой Трансамазоника сравнивается с лучом прожектора, освещающим будущее Великой Бразилии, с плугом, вспарывающим девственную целину гордой Амазонки, высокомерно отвергавшей притязания человека и теперь вынужденной покориться неудержимому натиску первопроходцев, героический подвиг которых вызывает благоговейную зависть и восхищенные рукоплескания всего цивилизованного мира, о чем свидетельствует, в частности, нынешний визит в Марабу посланцев Западной Германии и далекой России…

Пока оратор выпутывается из сложной паутины деепричастных оборотов и придаточных предложений, мой сосед справа — молодой негр со звучным именем Эберленд — шепчет мне на ухо, что не далее как через три месяца, когда начнутся ливни, техника потонет в грязи и работы придется приостановить. «К сроку — к январю нового года не успеем», — качает он головой, обсасывая куриную ножку.

К концу обеда появляется еще один инженер — Фернандо Отони. Приветственно помахав над головой руками, он садится на свободное место, быстро глотает кусок мяса и рассказывает о первой встрече с индейцами бригады топографов, идущих по направлению к реке Репартименто:

— Они устроили маленький праздник: раздели наших ребят догола и заставили плясать вместе с ними вокруг костра. Хорошо, что ни у кого не сдали нервы и никто не воспользовался оружием. Иначе…

Отони говорит также, что руководство фирмы уже направило радиограмму генералу Бандейра — директору ФУНАИ — Национального фонда индейцев, требуя прислать сертанистов (так называют здесь работников ФУНАИ, обладающих навыками и опытом общения с индейцами), которые смогли бы сопровождать отряды топографов. Генерал обещал помочь.

Мы еще смакуем кофе, а Журандир уже выразительно поглядывает на часы: «Если сеньоры не хотят опоздать в Эстрейто до окончания рабочего дня, то мы должны поторопиться».

И вот мы снова трясемся в джипе, придерживая сумки с фотоаппаратами, кинокамерами и магнитофонами, чертыхаясь, когда нас подбрасывает особенно сильно, и с опаской поглядывая на тучу, нависшую над дорогой.

На аэродроме наши пилоты Рейс и Перондини уже поджидают нас в самолете. Лететь до Эстрейто недалеко. Не успевает Перондини рассказать нам свежий анекдот, как Рейс закладывает глубокий вираж и кричит:

— Глядите: индейцы!

Схватив фотоаппараты, мы прилипаем к окнам и просим Рейса не спешить. Толкая друг друга локтями, мы пытаемся снять убогие, крытые соломой хижины.

— Это — селение апинаже, — говорит Журандир. — Оно километрах в тридцати от Токантинополиса, где мы сегодня заночуем. Если хотите, мы можем съездить к ним.

«Если хотите?!» Разумеется, мы хотим.

— Но тогда мы не сможем посмотреть здешний участок Трансамазоники!..

Мы проводим небольшую летучку и без труда обнаруживаем, что нам всем гораздо больше хочется посмотреть живых, всамделишних индейцев.

Карл, деликатно покашливая, доводит до сведения Журандира наше решение. Журандир в знак согласия кивает головой.

— Конечно, это не те индейцы, которые устроили для наших топографов пляски у костра под Марабой, — говорит он. — Эти апинаже уже почти цивилизованные, они лет двести мирно соседствуют с белыми. Но все равно любопытно.

Деревня апинаже расположилась на большой поляне не очень густого леса неподалеку от крохотной речушки Москито. Полтора десятка хижин, сооруженных из соломы и сухих листьев, стояли вокруг гигантского дерева манго, увешанного тяжелыми зелеными плодами. В его тени рылись серые свиньи с поросятами. Тощие собаки лениво выкусывали блох из грязной свалявшейся шерсти. У каждой хижины сидели на грубо сколоченных табуретках или стояли смуглые мужчины в шортах и женщины в юбках. Рядом на земле играли детишки.

Журандир подводит нас к одной из хижин и протягивает руку пожилому, атлетически сложенному индейцу.

— Здравствуй, Ларанжа! Это мои друзья. Они пришли посмотреть, как живут апинаже.

Ларанжа, капитан племени, — так называют в Бразилии индейских вождей — без всякого интереса глядит на обвешанных фотоаппаратами пришельцев и кивает головой: «Пускай смотрят…»

Сразу же становится ясно, что к зевакам вроде нас тут давно привыкли.

Вокруг Ларанжи собрались детишки и женщины с младенцами на руках.

— Это твоя жена? — спрашиваю я, кивнув наугад головой на самую дородную старуху с отвислыми грудями.

— Нет, — отвечает он, явно оскорбленный моим предположением. — Вот моя жена. Он показывает на девушку, застенчиво прятавшуюся за его спиной. Я достаю из сумки плитку шоколада и протягиваю ей. Она испуганно глядит на мужа, он берет у меня шоколад, разворачивает его и отправляет в рот.

Создав таким образом атмосферу взаимного доверия, мы расчехляем наши камеры и отправляемся в обход деревни в сопровождении предложившего себя в качестве гида Франсиско, четырнадцатилетнего мальчишки, сносно объясняющегося по-португальски.