Бразилия и бразильцы
Шрифт:
— Это еще не так дорого! — улыбается Франсиско. — Если вы попадете на золотые прииски, то там заплатите за бутылку десять крузейро.
В такой же пропорции поднимаются по мере удаления от «очагов цивилизации» цены и на все остальные товары.
— Черт возьми! — говорит Юлиус. — Тут надо или быть миллионером, или умирать с голоду.
— Этот устроился не так уж плохо, — замечает Журандир, когда мы снова трясемся по ухабам в нашем джипе. — А вообще переселенцам здесь приходится трудно. Каждая семья, прибывающая на Трансамазонику, получает по сто гектаров земли во временное пользование. Но чтобы освоить ее, нужно выжигать лес, корчевать пни, удобрять участок пеплом, оставшимся от пожарища. Чтобы нанять рабочего, владелец участка должен платить ему пять крузейро в сутки. Это — официальная ставка. Но поскольку таких денег у колона нет, он должен все делать своими руками: рубить, корчевать, выжигать. И он еще не подозревает, что лет через пять, когда хозяйство начнет налаживаться, земля истощится, и все надо будет начинать сначала на новом месте.
Маленькая Алтамира встречает нас тишиной и афишами цирка «Орион», обещающими глотание шпаг, эквилибристику на проволоке и дрессированных обезьян. Хозяин заведения — чилиец Луис Альберто Тапиа Мартинес разъезжает по Амазонии с труппой, набранной в бразильском городке Макапа. Однако все артисты говорят по-испански, выдавая себя за иностранцев.
— Это придает особый шик спектаклю, — говорит Луис.
Дырявый шатер «Ориона» стоит на одном месте до тех пор, пока каждый из жителей данного поселка не посмотрит его «красочный, неповторимый, лучший в мире спектакль с участием интернациональных сверхзвезд» по крайней мере трижды. Только когда несколько вечеров подряд на спектакли не приходит ни один зритель, Луис решает, что пришло время снова трогаться в путь.
Кроме цирка есть еще в Алтамире маленький кинотеатр, закрытый из-за отсутствия фильмов, и даже ночной бар, где развлекаются гатейрос — охотники на диких кошек. Время от времени в нем вскипают страсти и разгораются побоища, напоминающие сцены из ковбойских фильмов. Но в основном жизнь в этом сонном городке тихая и спокойная. Года два назад, в тот самый день, когда сюда прибыла нынешняя судья Алтамиры — молодая и энергичная Мария-Елена Феррейра, в городе вспыхнула перестрелка. Не потерявшая присутствия духа жрица правосудия тут же издала указ: «Тот, кто отныне и впредь будет стрелять на территории города, подлежит аресту на 24 часа с обязательной конфискацией оружия». С тех пор на улицах Алтамиры царит покой. В городе даже нет тюрьмы, и преступники остаются на свободе в ожидании суда. По субботам они являются в участок: «Я здесь, доктора Мария…» Те, кого Мария-Елена осуждает на тюремное заключение, отправляются на отсидку в Белен.
Чем еще примечателен этот городок? Вероятно, своей похожестью на сотни иных поселков, затерянных в Амазонии, прилепившихся к рекам, речкам, речушкам, полузабытых или забытых совсем, оторванных от цивилизации и потерявших надежду на встречу с ней.
Одноэтажные глиняные домики с окнами без стекол, но со ставнями, закрывающимися на ночь. Старушки, сидящие вечерами на улицах в плетеных креслах-качалках. Пропахшие лимонной водкой безлюдные пивные с выцветшим призывом пить кока-колу и жевать резинку «Адамс». Булочная «Бондиа» («С добрым утром»), хозяин которой знает по имени всех своих покупателей. Парикмахерская с налепленными на стену фотографиями сан-паульских кинозвезд, с потрескавшимися зеркалами и пузатыми флаконами из-под французского одеколона, в которых давно уже налита лавандовая вода национального производства. Храм Святого Себастьяна, всегда являющийся самым импозантным сооружением такого городка, перед ним — маленькая площадь. Сквер со скамейками, на которых по утрам отдыхают мамаши с младенцами, днем резвятся мальчишки, а по вечерам — воркуют влюбленные.
— Алтамире повезло, как в лотерее, — говорит Журандир. — Трансамазоника разбудит ее. Но это произойдет через три или четыре года, не раньше. Если вообще произойдет.
Сегодня, когда мы едем по этим пыльным улочкам, она еще продолжает спать летаргическим сном.
— Сеньоры! — торжественно провозглашает Журандир, словно готовясь вытащить за уши кролика из шляпы. — Вас ждет самый компетентный в наших краях знаток индейских проблем!
Мы с почтением взираем на табличку, прибитую к двери маленького белого домика, возле которого остановился наш джип. Табличка гласит, что здесь находится контора комиссара ФУНАИ (уже упоминавшегося мной Национального фонда индейцев) полковника Рондона.
В следующее мгновение раздраженный голос Журандира слышится уже из окна.
— А где же, черт побери, сам полковник?
— Доктор полковник недавно ушел, но обещал скоро вернуться, — отвечает ему застенчивый голосок. Вслед за этим мы видим, как Журандир ведет к нам за руку обладателя этого голоска — худенького мулата и говорит ему: «А ну-ка, задери рубаху!»
Мы изумленно переглядываемся, Юлиус протягивает руку к кинокамере. Вероятно, он предположил, что станет свидетелем экзекуции.
Улыбаясь, мальчишка поднимает рубаху, и мы видим на спине у него небольшой белый шрам.
— Посмотрите сюда, сеньоры! — тычет пальцем в этот шрам Журандир. — Вы видите эту белую отметину? Сфотографируйте ее себе на память. И потом напечатайте эту фотографию в своих газетах и журналах. Но не забудьте указать внизу, что этот шрам олицетворяет собой всю сложность и противоречивость индейских проблем в Амазонии.
И он начинает рассказывать нам о том, как год назад несколько авантюристов, пытавшихся искать золото на одном из притоков Шингу, неподалеку от Алтамиры забрели в небольшую индейскую деревушку. Почти все мужчины отсутствовали. То ли рыбу ловили, то ли работали на плантации. В двух хижинах этой стоянки было десятка полтора женщин, несколько детишек и два больных старика. Бандиты учинили разгром: подожгли обе хижины, перебили посуду, надругались над тремя девушками. И сбежали.
Индейцы поклялись отомстить и отправились в погоню. Но разве легко найти человека в этих местах? К несчастью, этот Парень, — Журандир похлопал Франсиско по плечу, — оказался с двумя другими лесниками поблизости от тропы, по которой ушли бандиты. Индейцы решили, что они тоже принимали участие в налете на деревню. И пустили в них стрелы. К счастью, парню удалось спастись…
Уважительно качая головами, мы изучаем шрам, фотографируем Франсиско и пожимаем ему руку в знак восхищения: после этой истории он не только не сбежал из этих мест, но, наоборот, поступил работать проводником в алтамирскую контору ФУНАИ для участия в экспедициях по установлению контактов и завязыванию добрососедских отношений с индейцами.
— Случай с Франсиско, — продолжает Журандир, — типичен для этих мест: индейцы, как правило, не нападают на белых первыми. Наоборот, они обычно проявляют заинтересованность в установлении добрых отношений с нами, пытаются искать у нас помощи.
— Какой? — спрашивает Карл.
— Самой разнообразной. Возьмите хотя бы наши спички. Для индейца, как вы понимаете, коробок спичек — это вещь, которая не имеет цены. А ножи? А крючки для ловли рыбы, посуда? А мотыги для обработки земли? Так что, повторяю, индеец заинтересован в дружбе с нами до тех пор, пока мы сами эту дружбу не разрываем, пока мы не ущемляем его права, не попираем его традиции, пока не нападаем на него. Но когда это происходит, тогда индейцы защищаются героически. Они готовы умереть, но не покориться. И бывает, что в этой борьбе страдают и невиновные, как наш Франсиско. Но несравненно больше страдают индейцы, люди практически беззащитные перед нашим оружием, нашим могуществом и нашим коварством.