Бразилия и бразильцы
Шрифт:
«Внимание! Внимание! Вызываем Раймундо Батиста из поселка Сан-Себастьян. Твоя жена Лурдес родила сегодня мальчика посредством кесарева сечения. Ребенок и мать чувствуют себя с божьей помощью хорошо и ждут тебя, Раймундо, к рождеству дома».
Целый день, пока мы стояли в Кокале, судовой громкоговоритель транслировал радиопочту, к удовольствию жителей поселка: они в это время могли выключить свои транзисторы, экономя батарейки, которые достать здесь совсем нелегко. Тощие, но мускулистые грузчики, таскавшие мешки с солью, тоже внимательно прислушивались: вдруг прозвучит объявление или сообщение, касающееся родственников или друзей.
Все население Кокала — сотня или полтораста человек — это грузчики и персонал, обслуживающий пристань. Потому что Кокал представляет собой один из многих перевалочных пунктов, обеспечивающих связь по реке между фермами Маражо и остальным —.миром. Через Кокал уходят в Белен и другие поселки Амазонии мясо, шкуры, рыба, орехи. Через Кокал скотоводы Маражо обеспечиваются всем необходимым, от иголок до транзисторных приемников.
Слушая размеренный голос радиопочты, мы с Итамаром, Фернандо и Пауло бродим по Кокалу, в сотый, вероятно, раз проходя по одним и тем же доскам пристани и двух соседних улочек. Весь этот поселок стоит на сваях. Дома, тротуары, контора пристани — все на сваях. Где-то внизу, сквозь щели между опасно поскрипывающими серыми досками, виднеется вода и зыбкая бурая земля. Почва здесь настолько пропитана влагой, что на многие сотни метров, а иногда и на километры от берега она представляет собой зыбкую трясину.
Погрузка соли заканчивается поздно ночью, когда мы уже спим, тщательно закрыв противомоскитные сетки на окнах кают.
И лишь перед рассветом машины «Лауро Содре» вновь глухо заворчали и редкие огоньки керосиновых ламп Кокала погасли в черноте амазонской ночи.
Утро следующего дня совсем не похоже на серую погоду Кокала. За кормой показывается краешек громадного багрового солнца. Радостно вскрикивая, носятся над пенистыми бурунами чайки.
Первый класс еще спит, а третий уже пробуждается. Спешат к умывальникам Матильда с детьми, башмачник Жозе, его земляк Карлос, японец, трое мулатов, едущих в Итайтубу на золотоискательский «гаримп». Поднимаются остальные.
Нижний край багрового солнца уже отделился от воды.
Показывает признаки жизни и первый класс. Хлопает дверь в каюте сеньора Фернандо. Он выходит на палубу с биноклем в руках и, жадно припав к нему, оглядывает берег.
— Это — моя земля, — говорит ему Жоао Алмейда, фазендейро с острова Маражо, морщинистый безгубый старик с обтянутым кожей худым лицом, с седыми висками и маленькими хитрыми глазками. Вот уже второй день рассказывает он нам со снисходительной улыбкой бывалого человека о том, как «собирал земли», как «убирал» с них индейцев, как умножал свое состояние. Сейчас одних только каучуковых деревьев «серинг» у него около двух с половиной тысяч. Да скота — тысяч пять голов. Ну и прочее: орехи, джут, лесопилки.
— Могно — красное дерево — хорошо покупается в Европе для изготовления дорогой мебели, — рассказывает Алмейда, щурясь на начинающее набирать силу солнце. — А вот каучук доживает последние годы. Синтетика вытесняет.
— Трудно было наладить дело? — спрашивает сеньор Фернандо.
Слово «дело» звучит в его устах весомо и значительно. Он обращается к Алмейде с уважительным интересом, хотя при первом знакомстве этот Алмейда его просто покоробил: за столом он рвал руками рыбу с таким остервенением, что капли жира летели на платье доны Луизы.
Но сегодня сеньор Фернандо чувствует доверие к этому дельцу. В его обстоятельных вопросах угадывается нечто большее, чем простое любопытство: он все больше убеждается в целесообразности использования части своих капиталов здесь, в Амазонии.
— Сегодня здесь — рай, — рассказывает Алмейда, затягиваясь дешевой сигарой. — Тишина и спокойствие. А вот когда я начинал, было трудно. С одними индейцами сколько пришлось повозиться, очищая от них наши земли! До сих пор у меня шрам на спине. Господь милостив, не позволил умереть от руки нечестивца: стрела угодила в лопатку. Три сантиметра вправо — и не разговаривал бы я с вами сегодня.
— А вы сами-то много прикончили индейцев? — спрашивает подошедший Итамар.
— Я-то? Да не считал. А потом, как сосчитаешь: ведь стрелять приходилось в сельве и на реке: иной раз видишь, что он упал. А вот убит ли или только ранен, кто его знает?
Он закуривает новую сигару и продолжает:
— Потом, когда очистили землю от индейцев, начались другие беспокойства: когда созревает урожай орехов кастанья-де-Пара, нужно нанимать пистолейрос для охраны. Иначе голытьба с окрестных поселков растащит урожай.
Где-то около полудня «Лауро Содре» направляется к крохотному дощатому причалу поселка Бревис.
— Стоянка только для разгрузки почты — не более двадцати минут, — сообщает стюард, проходя по палубе первого класса. Третьему классу никто, ничего не сообщает. Ежели и останутся на берегу, это никого не волнует.
Бревис — довольно большой поселок, выросший на незатопляемом берегу речки Парауау, впадающей в реку Пара. Алмейда рассказывает нам, что тут развиты лесные промыслы, есть несколько лесопилен, небольшая фабрика по производству растительных масел и керамические мастерские, работающие на базе обильных залежей светлой глины. Мы располагаем только несколькими минутами и все же решаем еще раз ступить на землю острова Маражо. Прыгаем на причал, заглядываем в серый сарай, где размещается билетная касса. Тут же возле причала — серое здание префектуры с национальным гербом над дверью. Около нее — небольшая толпа. Мы проталкиваемся и видим лежащего мулата средних лет в серых рваных штанах, с голым торсом и тонкой цепочкой с крестиком на шее. На его левом виске — пулевое ранение. На земле — лужа черной крови.
— Мертв? — интересуется Итамар.
— Да, — отвечает кто-то. — Помер минут двадцать назад.
— Кто это его? — спрашиваю я.
— Приятель! Играли они в карты. Этот, — говоривший кивает в сторону трупа, — того обыграл. Приятель сказал: «Давай теперь — на руках. Кто сильнее?» И этот опять его перетянул. И тогда тот, — говоривший кивает в сторону сельвы, словно показывая, куда исчез приятель убитого, — сказал: «В карты ты сильней меня, на руках — сильней, ну а на пистолетах тебе со мной не сладить», вытащил пистолет и…
Сзади нас гудит «Лауро Содре».
— Ну, пошли, а то останемся, — берет меня за руку Итамар.
Второй гудок. Мы спешим к трапу.
Отчалив от дощатой пристани Бревиса, «Содре» поворачивает на северо-запад, входя в один из многочисленных узких протоков, рассекающих Маражо, эту гигантскую пробку, которой природа безуспешно пытается заткнуть устье Амазонки.
Постепенно проток сужается. Вскоре судно оказывается в узком естественном канале. С двух сторон к палубе тянутся ветви деревьев.