Бразилия и бразильцы
Шрифт:
Из развешанных динамиков струится веселая музыка. Пахнет свежей мочой и жареными орешками, которые нам наперебой суют со всех сторон лотошники. Постепенно глубокие морщины на лбу сеньора Фернандо разглаживаются. Он обращает мое внимание на прогуливающиеся по аллеям влюбленные пары и целые семейства и отмечает, что выставка является все же значительным событием в жизни Итакоатиары. Тем более что на ее территории находится и зона отдыха с качелями, аттракционами, киосками, где продается кока-кола и местный напиток — гуарана.
Мы долго гуляем по выставке, стреляем в тире, жуем орешки, слушаем сообщения радиопочты и завершаем вечер визитом в главное увеселительное заведение Итакоатиары — ночной бар, владелец которого, видимо, лез из кожи вон, стремясь устроить здесь, на берегу Амазонки, нечто такое, что может соперничать с самыми модными кабаками Копакабаны. Ради этого он держит под прилавком контрабандное шотландское виски и развесил над столиками самодельные цветные плакаты с надписями по-английски: «Ай лав ю», «Май дарлйнг» — и прочими перлами в том же духе. Увы, к его глубочайшему сожалению, мы не заказываем виски, а пьем гуарану. Напиток хорош. Пауло рассказывает нам о том, как где-то здесь, в амазонской сельве, собирают мелкие, напоминающие вишню ягоды, как их высушивают, затем вылущивают из них семечки, перетирают и толкут их в глиняных ступках и из образовавшегося коричневого порошка, напоминающего молотый кофе, варят этот божественный напиток, который вылечивает едва ли не все на свете желудочные болезни.
Дамы наши вскоре начинают жаловаться на усталость, и мы прощаемся с выставкой.
У выхода мы видим все тот же таксомотор. Шофер узнает нас и приветствует долгим гудком. Мы подходим, усаживаемся, чтобы занять как можно меньше места, и сеньор Фернандо строго говорит:
— Город ты нам уже показал, теперь давай прямо на пристань.
И мы За три минуты доезжаем до пристани, где уже заканчивается разгрузка соли.
«Сообщение для Раймундо Коста из Паракари: твой тесть Элой велит тебе, Раймундо, съездить на плантацию и посмотреть, не созрел ли джут для уборки. Если пора начинать уборку, подготовь инструмент. Твой тесть Элой возвратится домой в…»
Прощальный гудок «Лауро Содре» заглушает это сообщение. Около полуночи мы отчаливаем, и пассажиры начинают готовиться к окончанию рейса. Укладываются чемоданы в первом классе, увязываются мешки — в третьем.
Я выхожу на палубу и останавливаюсь у перил. Где-то рядом слышится ликующий голос Жозе Катарино:
— Сеньор, я продал наконец свои серьги. Я продал их!
— Поздравляю. Значит, вы едете теперь до Порту-Велью?
— Да, да. Там у меня дядя. Он мне поможет первое время.
— Стало быть, и там будете башмачником? Как в Сан-Луисе? — спрашиваю я.
Жозе понижает голос и, наклонившись ко мне, доверительно сообщает:
— Вы знаете, сеньор, я смотрю вокруг и вижу, что все тут ходят босиком. Какой же у башмачника будет заработок? Нет, уж лучше я займусь «гаримпом»: отправлюсь на прииск. Говорят, там, в Порту-Велью, много золота.
Он уходит, довольный собой и преисполненный веры в будущее.
Я облокачиваюсь на перила и смотрю вниз. В слабом свете иллюминаторов нижней палубы видно, как пенится у самого борта черная вода. Тревожно гудит «Лауро Содре», предупреждая рыбачьи лодки об опасности столкновения. Все так же, как вчера, как неделю назад, плывет едва угадывающийся во тьме черный берег. Звенят москиты. Интересно, в Манаусе много москитов? Я думаю о том, что уже завтра около полудня мы будем в этом городе. И что я, вероятно, никогда больше не увижу ночную Амазонку. И что нужно все-таки дать в Рио телеграмму, хотя бы одну за весь рейс. Да, да, нужно немедленно дать телеграмму.
Я поднимаюсь в радиорубку. Радист, клюя носом, выписывает квитанцию: «С вас, сеньор, пять крузейро».
Пока он отсчитывает сдачу, я покручиваю ручку приемника. И вдруг сквозь визги и треск перенаселенного эфира прорывается что-то знакомое! Я хватаю радиста за руку, он изумленно глядит на меня. С другого конца земли сюда, в самое сердце Амазонии, доносится голос Москвы. Сейчас там пять часов утра. Вероятно, это утренний выпуск «Маяка». Первые новости начинающегося дня, обогнув землю, пришли в мир, где еще не кончился день вчерашний: на часах радиста одиннадцать часов вечера.
Я выхожу на мостик. Незнакомые созвездия испещряют черное небо. На свет прожектора, рассекающего мглу, летят москиты и гигантские черные жуки. На берегу совсем рядом в невидимых зарослях вскрикивают чем-то потревоженные обезьяны. Где-то внизу стонет, всхрапывает, беспокойно ворочается в своих гамаках третий класс. Над ним, двумя палубами выше, танцует первый класс. Мягко урчит двигатель, увлекающий наше белое судно вперед, к Манаусу. И из окна радиорубки доносится последнее сообщение радиопочты сегодняшнего дня:
«Алло! Алло! Себастьян Рибейро с прииска Сан-Домингос под Итайтубой! Супруга твоя Изаура извещает, что дочь ваша Кармелинья волей господа нашего скончалась прошлой ночью после укуса кобры. Дона Изаура просит тебя помолиться за упокой ее души. Храни тебя господь, Себастьян Рибейро…»
Глава десятая
МАНАУС
Последний десяток миль путешествия, о котором шла речь в предыдущей главе, «Лауро Содре» шел не по Амазонке, а по ее левому притоку Риу-Негру. На берегу этой реки в восемнадцати километрах от ее впадения в Амазонку находится Манаус — столица крупнейшего бразильского штата Амазонас, удивительный город, возникающий в самом сердце «зеленого ада», словно россыпь разноцветных минералов, брошенных какой-то исполинской рукой на густой ковер сельвы.
Необычен уже сам причал манаусского порта: гигантская бетонная платформа в виде буквы «Т», плавающая на поверхности реки. Эта оригинальная конструкция (длина причальной стенки 150 метров) позволяет порту функционировать независимо от уровня воды в реке. А перепады уровней в Риу-Негру исчисляются десятками метров. Причал поднимается в период паводка и опускается во время «низкой воды», поддерживая связь этого города с внешним миром круглый год.
Тут же в порту на одной из набережных отмечены уровни паводков каждого года, начиная с конца прошлого века. Самые страшные наводнения были в 1920 и особенно в 1953 годах, когда портовые склады и городские кварталы, расположенные близ реки, оказались под водой. Опасность наводнения вынуждает многих манаусцев строить дома либо на высоких сваях, либо, следуя опыту строителей причала, — на воде. По соседству с портом раскинулся так называемый плавучий город Манауса — скопление лачуг и бараков, поставленных на плоты, соединенных между собой сетью деревянных «улиц» и «тротуаров», плавающих на поверхности Риу-Негру. Десятки раз принимали городские власти решение уничтожить этот рассадник эпидемий, олицетворение нужды и нищеты. Но куда деть тысячи бедняков, нашедших зыбкий приют в этих лачугах? Кто им даст место на твердой земле? Кто построит для них дома?.. Решения остаются решениями, и по-прежнему пассажиры судов, прибывающих в Манаус, видят эту плавучую фавелу.
Манаус своеобразен и непохож на другие города Амазонии. Это один из немногих городов мира, который, находясь столь далеко от океана (1700 километров), способен принимать в своей гавани океанские лайнеры из Нью-Йорка и Гамбурга, из Ленинграда и Неаполя. Впрочем, не только с востока приходят в Манаус корабли; по нескольку раз в месяц спускаются по Амазонке небольшие танкеры, доставляющие сюда нефть из перуанского порта Икитос, которую перерабатывают на нефтеочистительном заводе, находящемся у впадения Риу-Негру в Амазонку. Принадлежит этот завод крупнейшему бизнесмену Амазонии Исааку Сабба, о котором мы расскажем немного позже, а пока познакомимся с городом.