Браззавиль-Бич

Бойд Уильям

— Я не умею плавать.

Я двинулась к ступенькам. «Хотите, научу? После ленча».

Вид у него стал удивленным. «Хм-м. Да, спасибо. А вы можете?»

— Ну, мы хотя бы начнем. Смешно, чтобы человек вашего возраста не умел плавать.

Я вылезла из бассейна. Хаузер, который прежде «сидел болваном», снова присоединился к игравшим в бридж. Маллабар, Джинга и Роберта держали карты веером и пристально на них смотрели. Немного поодаль Ян Вайль сидел под зонтиком и читал книгу в мягкой обложке. Я вернулась к своему шезлонгу, чтобы вытереться.

Нас вывезли на «рабочий пикник», так хитроумно окрестил Маллабар это мероприятие. Мы поехали в отель «Нова Сантос Интерконтинентал», расположенный в пятидесяти милях от лагеря. Когда началась гражданская война, его успели построить только наполовину, потом работы прекратили. Он был задуман как роскошная гостиница с пятью сотнями номеров, бассейном олимпийского размера и большой площадкой для гольфа и должен был служить главным символом возрождающейся в стране туристической индустрии. Теперь эти свежевыстроенные руины дожидались окончания войны и появления новых фондов и служили грустным напоминанием о том, что могло бы быть.

Отель стоял на невысоком холме, оттуда открывался вид на север, на однообразную пятнистую саванну, за которой виднелись пыльные склоны плато. Построить успели дугообразную подъездную дорогу к входному портику, а также сам портик, холл со стойкой для регистрации вновь прибывших и, как это ни загадочно, бассейн. Со своего шезлонга я видела серый кирпич и шаткие бамбуковые леса не подведенного под крышу трехэтажного жилого корпуса. Ползучие растения и лианы уже высоко вскарабкались по его стенам, травы и сорняки доросли до середины окон первого этажа. На месте, расчищенном под теннисные корты, выращивали ямс и маниоку те из неукомплектованного персонала, кто еще не уехал, от площадки для гольфа осталось несколько выгоревших на солнце, изъеденных термитами черно-белых столбиков, там и сям воткнутых в землю. Но линии подачи электроэнергии, соединявшие отель с центральной системой, не были разобраны, Министерство туризма платило деньги сотрудникам отеля и, в ожидании лучших времен, содержало бассейн в рабочем состоянии. Толстая тиковая перекладина у окошка администратора всегда была до блеска отполирована, полы из бетона с гранитной крошкой регулярно мыли шваброй, и пыли на них не было. Вы могли даже заказать себе что-нибудь выпить, если под «чем-нибудь» вы понимали пиво.

Маллабар за несколько дней торжественно объявил нам об этой поездке. Такой подарок он иногда делал своим сотрудникам, если чувствовал, что нам пойдет на пользу день отдыха и полная перемена обстановки. В дорогу, занимавшую два часа, мы отправились в самом бодром расположении духа, к отелю нас доставили два «лендровера», участники проекта втиснулись в один, повара с приспособлениями для барбекю — в другой.

Лежа на солнце, я почувствовала, что от древесных углей для барбекю на меня потянуло дымом, и мне захотелось есть. Я села, отхлебнула пива и оглянулась на своих товарищей по работе. Странно было видеть их в купальниках, на отдыхе: почти обнаженные, эти уже привычные мне люди снова превратились в незнакомцев. Разумеется, за исключением Хаузера. Как бы гадко ни выглядела его вишневая тряпочка на бедрах, на нее было легче смотреть, чем на то, что скрывалось под ней. На Маллабаре были совершенно мальчишеские обрезанные джинсы. Он был худой и загорелый (интересно, где и когда он принимал солнечные ванны?), забавная полоска растительности шириной в два дюйма спускалась у него от горла до пупка. По контрасту с ним Роберта казалась неестественно бледной. Ее молочно-белая кожа изнутри отсвечивала синевой. На Роберте был старомодный раздельный купальник: широкие шорты и лифчик с оборкой, которая свисала с него, как занавеска, оставляя открытой только узкую, всего в два дюйма, полоску кожи на ее мягком, пухлом животе. Груди у нее были большие и прыгали. Она, по-видимому, совершенно не отдавала себе отчета, насколько они открыты для обозрения. Если кто и стеснялся этого, то не она, а Ян. Он весь день был молчалив и мрачен и даже не потрудился переодеться в плавки. В шортах и в тенниске он сидел в тени, поодаль от всех, и сосредоточенно читал. Он еще раньше сказал, что ненавидит солнечные ванны, а сильно хлорированная вода в бассейне может вызвать у него обострение какой-то кожной болезни.

Джинга была в крошечном бикини цвета зеленой груши. Она была очень, почти болезненно, худа, два треугольника ткани у нее на фуди напоминали пустые сморщенные мешочки. Под мышками — пышная растительность, два густых коричневых куста; крошечный кусок материи, прикрывавший ей пах, и не притязал на то, чтобы скрыть частую волосяную штриховку, расползавшуюся из-под него по животу и внутренней стороне бедер. Джингу это не заботило: по дороге к отелю она с энтузиазмом вспоминала о нудистских пляжах на Иль-де-Лерен, возле Канн, где они с Маллабаром провели несколько летних отпусков в первые годы супружеской жизни. Бикини был всего лишь символической уступкой приличиям.

А я? Что надела на себя доктор Хоуп Клиавотер? Я все продумала. Я у нас была серьезной девочкой, старостой класса, капитаном школьной команды по плаванью, чей сплошной непрозрачный черный купальник не выдавал — как я надеялась — ничего.

Погода была прекрасная, лишь легкая дымка замутняла безупречную голубизну небосклона. Партия в бридж закончилась, мы уселись кружком, мы развалились; мы поглощали ленч. Нам подали жареного цыпленка, крупных пресноводных креветок, жареный подорожник, печеный сладкий картофель, массу помидоров, нарезанных с луком, и какие-то редкостные салатные листья. Уйму фруктов и огромное количество пива.

После ленча мы снова загорали. Как и обещала, я попыталась научить Тоширо плавать, но он отказывался погружать голову в воду, и через десять минут я сдалась.

Я снова принялась за чтение, но меня отвлек вид Маллабара, который мазался загарным кремом. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь делал это столь тщательно. Он покрывал кремом каждый доступный для обозрения дюйм своего тела, втирал его между пальцами ног и в тыльные стороны кистей. Потом он попросил Джингу намазать ему спину, но она отказалась: она читала и не хотела, чтобы руки у нее стали жирными.

— Попроси Роберту, — сказала она. — Попроси Хоуп.

Маллабар обернулся, подняв брови, вопросительно посмотрел на меня. Он прочел ответ у меня на лице и окликнул Роберту.

— Роберта! Вы меня не выручите?

Не было еще на свете спины, которую натирали бы так прилежно и долго. Маллабар лежал на своем полотенце, лицом вниз, глаза закрыты, а бледная пухлая Роберта, склонившись над ним, втирала крем в кожу, массировала спину, водила руками взад и вперед, взад и вперед.

Я подошла к Яну Вайлю, который по-прежнему сидел под зонтиком и читал. Перед ним на низком столике стояло полдюжины бутылок из-под пива. Я села на краешек его шезлонга. Он отодвинул ноги, чтобы дать мне больше места.

— Привет, — сказал он.

— Как жизнь?

— Неплохо. Как у вас?

— У меня тоже. На самом деле я сегодня действительно получаю удовольствие.

— И я: мне все-таки удалось слегка надраться этим слабым пивом. — Он показал мне книжку. — Читали?

— Нет. Только после вас.

— Она ничего себе.

— Кстати о книгах, — я сделала паузу. — Как дела у Роберты с гранками?

— По-моему, она скоро закончит.

— А вы их читали?

Он слегка покраснел. «Нет, мне не разрешается. Юджин пока не хочет. И — вы же знаете Роберту…»

— Разумеется. Нет, на самом деле, я могу это все понять, — мысленно я спросила себя, видел ли он, как Роберта мазала кремом своего господина, как ее белые руки наглаживали его смуглую спину.