Брекен и Ребекка
Шрифт:
Hen wyf i, ni’th oddiweddaf…
Crai fy mryd rhag gofid haint…
Gorddyar adar; gwlyb naint.
Llewychyd lloer; oer dewaint.
Стара я и не понимаю тебя…
Недуг тяжелый гложет меня…
Птицы кричат, струится река,
Сияет луна, и ночь холодна.
Она
Сначала Брекен не вполне понял, о чем она говорит, но потом догадался, что ее рассказ не связное изложение событий, а скорее, вереница из множества образов и воспоминаний. Он подумал, что такое свободное изложение куда ярче, чем повествования, которые встречаются в хрониках летописцев. Она говорила о Мандрейке и присущей ему жизненной силе, которой были чужды покой и скука, положенные в удел обитателям уютных туннелей и нор.
Мандрейк, душе твоей неукротимой
Полет орла подобен над широким руслом
Реки многоводной. Будь я удачливей,
Ты отыскал бы путь к спасенью,
Но невезение мое определило твой удел.
И сердце мое от тоски иссохлось.
Вот ястреб внезапно к земле устремился —
Среди сланцевых плит пятном темнеет твой мех,
Темнеет среди склонов Шибода, и слышен вой
Гелерта.
Он черен подобно Ллин-дир-Арви.
Я исхудала, недуг меня гложет.
О Мандрейк, я прошу, услышь меня.
Ибо тебе суждено возвратиться,
Восстать из теней, залегших в толщах сланца.
Вновь я услышу шум твоих шагов.
Среди цветов, подобных звездам, ветер пляшет,
Снежинки испещрили листья папоротника.
Нет, ястреб меня уже не увидит,
Но круг замкнется победой моей.
Что это? Голые бока и склоны голые
И ни шерстинки, ни травинки,
Лишь когти ломкие, как одряхлевшая скала.
Листок этот вскоре ветром сорвет, Печален его удел.
Родившийся в этом году — старик,
Возродившийся через год полон сил.
Вот
И я разделю твою судьбу,
Ты снова будешь рядом со мной,
И черный Шибод услышит мой смех.
Но сердце мое источила тоска
За долгие годы разлуки с тобой,
И ветер свалил все деревья, что росли на горе.
О, как я смеялась, как выла метель,
Когда ты попался мне на пути.
Остыли озера, в них нет ни капли тепла,
Вороны поселились в Кастель-и-Гвине,
Там, где однажды прошел и ты, Где царит безмолвие Камня,
Где нерушимой твердыней высится Триффан.
От горя сжимается сердце:
Не довелось мне побывать там с тобою
И никогда уже не доведется.
Другой придет тебе на смену,
И ты тогда ко мне вернешься.
И он предстанет пред Камнями Кастель-и-Гвина,
Где неумолчно ветер воет,
Где нерушимой твердыней высится Триффан.
Ее напевный голос затих, Келин перевел последние из слов, и затем надолго воцарилась тишина. Брекен не сводил глаз с У-Pox, и пробужденные ею образы давнишних событий, великих стремлений и Мандрейка, о котором она говорила так, будто он не погиб, слились в его уме воедино, и мысли его обратились к Камням Шибода: он знал, что ему предстоит отправиться к ним.
Но сильней всего он почувствовал, как безгранична ее любовь к Мандрейку, как горюет она о том, что не сумела сделать все как надо, хоть и спасла его однажды. Слушая ее рассказ, ощущая, что за каждым из ее слов стоит правда, он наконец понял, что такая же любовь к Мандрейку жила в душе Ребекки. Он снова, уже в который раз, вспомнил, как ужасно кричал Мандрейк, когда появился на прогалине у Камня. И ведь он слышал его душераздирающие крики, но не сумел на них откликнуться. Да и кому дано унять такую страшную тоску? Откуда взять столько сил? Он снова посмотрел на У-Pox, и ему захотелось сказать ей что-нибудь, что хоть немного утешило бы ее.
— Расскажи ей о Ребекке, — внезапно проговорил он и, повернувшись к Келину, спросил: — Ты не сказал ей?
— Она все знает, — негромко проговорил Босвелл, и Келин кивнул.
— Нет, — настаивал Брекен, — пожалуйста, скажи ей, что я люблю Ребекку. — Он подумал, что, узнав об этом, У-Pox, которой пришлось столько лет провести в ожидании, поймет, что какая-то частица столь дорогого ее сердцу Мандрейка все же сохранилась. — Скажи ей об этом, — повторил Брекен, обращаясь к Келину.
Келин что-то негромко проговорил, повернувшись к У-Pox, и она перевела взгляд на Брекена. С трудом передвигаясь, она подошла к нему и прикоснулась к нему лапой.